утверждал, что канал слишком узок. Гарриман отметил, что из-за экстремальных приливов и отливов все войска должны быть высажены в первый же день, и подкрепления не будет. Это был план из категории «все или ничего».

Когда все высказались, Макартур написал в мемуарах, что он подождал немного, чтобы собраться с мыслями. «В комнате нарастало напряжение. Если бы молчание могло быть беременным, то это было именно оно». Он начал со слов: «Мой отец предупреждал меня: “Даг, военные советы порождают робость и пораженчество”». Фрэнк Пэйс, министр армии, который присутствовал на заседании, много лет спустя сказал мне, что при этих словах волосы буквально поднялись у него на затылке. Макартур продолжил:

«Те самые аргументы, которые вы привели в пользу непрактичности, обеспечат мне элемент неожиданности. Ибо вражеский командир рассудит, что никто не будет настолько нагл, чтобы предпринять такую попытку. Неожиданность – самый важный элемент для успеха в войне… Возражения ВМС по поводу приливов, гидрографии, рельефа местности и физических недостатков действительно существенны и уместны. Но эти трудности не являются непреодолимыми. Я полностью уверен в ВМС, и на самом деле я, кажется, больше доверяю флоту, чем флот сам себе».

Затем он продолжил, что единственной альтернативой было бы остаться в Пусане и продолжать нести тяжелые потери в оборонительной войне или попытаться прорваться и затем продвигаться вверх по полуострову. По его оценке, этот последний вариант будет стоить жизни 100 000 американцев и корейцев. Выступая полностью экспромтом, он драматично заключил:

«Если мы проиграем войну коммунизму в Азии, судьба Европы окажется под серьезной угрозой. Выиграем ее, и Европа, возможно, будет спасена от войны и останется свободной. Примите здесь неправильное решение – роковое решение, поддавшись инерции, – и с нами будет покончено. Я почти слышу тиканье секундной стрелки судьбы. Мы должны действовать сейчас, или мы погибнем. Если моя оценка окажется неточной, и если я столкнусь с защитой, с которой я не смогу справиться, я буду присутствовать там лично и немедленно выведу наши силы прежде, чем они будут ввергнуты в хаос кровавого поражения. Единственной потерей будет моя профессиональная репутации. Но под Инчхоном мы не потерпим поражения. Под Инчхоном мы преуспеем».

Наступила полная тишина. Никто ничего не говорил. Сила личности и огромной убежденности Макартура была буквально непреодолимой. Наконец, адмирал Шерман, начальник военно-морских операций, заговорил: «Спасибо. Великие слова в великом деле!» Атака началась. Макартур взял на себя всю ответственность, и при всем своем высокомерии он был убедительным и харизматическим лидером!

Внезапное нападение на Инчхон

В течение следующих двух недель силы вторжения в составе 62 кораблей и 70 000 человек в обстановке полной секретности были собраны, и к 8 сентября готовились к отправке к цели. Морские пехотинцы находились на последних стадиях высадки, когда Макартур получил сообщение от Объединенного комитета начальников штабов, которые вернулись в Вашингтон и встретились с президентом и Советом национальной безопасности. От сообщения, по его словам, его «пробрало морозом до костей»[266]. Оно гласило:

«Мы с большой озабоченностью отметили недавнюю тенденцию развития событий в Корее. В свете использования всех резервов, имеющихся в распоряжении Восьмой армии, мы хотели бы получить вашу оценку относительно осуществимости и шансов на успех планируемой операции, если если она будет начата в соответствии с запланированным графиком».

Макартур был убежден, что это Вашингтон прикрывает свои задницы на случай провала, и он немедленно ответил, кратко изложив свои доводы.

Через день он получил загадочный ответ от Объединенного комитета начальников штабов, в котором говорилось, что, учитывая его ответ, они «одобрили операцию и проинформировали об этом президента».

Ранним утром 13 сентября 1950 года начался штурм. Была достигнута полная неожиданность. Северокорейцы предполагали, что Вольмидо был неприступен. В ходе синхронизированной операции, незадолго до начала морской артиллерии, элитные, превосходно подготовленные разведывательные подразделения морской пехоты на каноэ достигли морского вала на Вольмидо, а затем, с помощью веревочных лестниц и забрасываемых крюков, поднялись по стене и сняли часовых, оставаясь при этом незамеченными. Это было не так просто, как кажется, и произошло много рукопашных схваток на набережной и в караульных помещениях. 37 человек из числа коммандос были ранены, но каким-то чудом никто не погиб. За героические действия два морских пехотинца из рейдовой группы были награждены второй высшей медалью Соединенных Штатов – Военно-морским крестом.

Сразу же самолеты авианосного базирования и сопровождающие крейсеры нанесли удар по Вольмидо и целям в Инчхоне, когда первая волна морских пехотинцев на десантных кораблях достигла морского вала и поднялась на него. К 9 часам утра прилив ослаб, и некоторые десантные корабли остались на массивных илистых берегах, но это не имело значения, так как Вольмидо был захвачен. Морские пехотинцы пересекли дамбу, и начались ожесточенные бои за каждый дом в самом Инчхоне. 7-я армейская дивизия высадилась и последовала за морскими пехотинцами. Сам Макартур отправился в Вольмидо во второй половине первого дня и с удовлетворением обнаружил, что северокорейцы начали интенсивные работы по укреплению острова. Если бы атака была отложена на месяц, она могла бы не увенчаться успехом.

Закрепившись в Инчхоне, морская пехота и армия быстро двинулись вглубь страны, причем одна колонна направилась к Сеулу и огромному аэродрому Кимпхо, на котором базировались северокорейские МиГи. Кимпхо был захвачен на третий день операции. Другая колонна, Северные силы, двинулась в направлении Сувона и другого крупного аэродрома. Затем северная колонна должна была продвигаться через полуостров, тем самым замыкая «клещи». Когда два зубца клещей соединятся, объединенная армия повернет на юг, чтобы взять Сеул и окружить основную северокорейскую армию. Все сработало идеально. Северокорейцы были совершенно не готовы; и на таком большом расстоянии от фронта было недостаточно войск первой линии. Через два дней кольцо было замкнуто.

В то же время боевые патрули обнаружили слабые места на северокорейском корейской стороне Пусанского плацдарма. Макартур немедленно приказал 8-й армии и дивизиям РК перейти в наступление и прорвать северокорейскую оборону со стороны плацдарма. Поначалу сопротивление было ожесточенным, и возникли значительные трудности с переправой через реку Нактонг. Однако, как только американские и южнокорейские части оказались на другом берегу, северокорейцы запаниковали. Их непрерывно обстреливали и бомбили, и главными целями были танки и самоходная артиллерия. Теперь северокорейцы знали, что они отрезаны в тылу, в 250 милях от границы, и что их линии снабжения были прерваны.

Тем временем мощные американские бронетанковые и пехотные дивизии продвигались на север. Некоторые северокорейские полки полностью распались, войска бросали снаряжение и либо сдавались в плен, либо пытались скрыться в сельской местности, а затем пробиваться на север, чтобы спастись. Дороги и тропы были усеяны брошенными танками, самоходной артиллерией, минометами и оружием всех типов. Отступление превратилось в разгром. В течение следующих двух недель 130 000 северокорейцев