от подводной войны, постройка подводных лодок шла с недостаточной энергией. Вопрос о личном составе может быть разрешен. Его можно будет взять преимущественно из состава второй эскадры, состоящей из более старых судов, но и другие суда также смогут отдать офицеров и инженеров со средним служебным цензом.

Само собой понятно, что боеспособность флота также не должна была понижаться дальше известного уровня. Он должен был представлять такую силу, чтобы, несмотря на постоянное усиление неприятельского флота постройкой новых судов и возможное присоединение Соединенных Штатов, ведение подводной войны было обеспечено. Флот должен был открывать лодкам путь через пояс неприятельских минных заграждений. Он должен был оставаться настолько внушительным, чтобы всякая попытка неприятельского флота прервать сообщения в Балтийском море была заранее исключена.

Начальник морского штаба надеялся объявлением неограниченной подводной войны одновременно оказать устрашающее действие на нейтральное судоходство, которое до того времени работало преимущественно на Антанту. Ему было ясно, что для этого необходима безусловная поддержка политических центров, отсутствие которой он впоследствии по временам чувствовал.

Мы обсуждали техническое выполнение транспорта войск из Америки во Францию и организацию подвоза. По расчету наших моряков, для перевозки армии с обозами и запасами требовалось по крайней мере 5 регистровых тонн на человека. Этот расчет подтвердился осенью 1917 года, при экспедиции на Эзель. Обсуждение давало благоприятные для нас результаты. По расчетам выходило, что перевозка миллиона американских солдат в течение не слишком большого времени потребовала бы 5 миллионов тоннажа[26]. При необходимости снабжения западных держав этот тоннаж было невозможно выделить даже временно.

В оценке экономического значения подводной войны имперское правительство колебалось. Лишь постепенно, после того как подводная война уже началась, министерство внутренних дел встало на благожелательную точку зрения, к которой присоединился и имперский канцлер.

Хорошо зная все условия войны и высоко оценивая энергию неприятеля, я не считал непреложными цифровые данные морского министерства о предполагаемых результатах неограниченной подводной войны. Я сознавал особенную трудность оценки факторов экономики и транспорта. Я полагал возможным рассчитывать на решительные результаты в течение года, т. е. раньше, чем Америка успеет выступить со своими вновь сформированными войсками на театре военных действий. До тех пор я надеялся при помощи уже принятых и намеченных мероприятий удержать на суше прежнее положение, если подводная война, расстроив хозяйственную жизнь неприятеля, ослабит его военную промышленность и уменьшит ввоз снарядов во Францию. В этом я видел самую важную задачу на ближайшие месяцы.

Под глубоким впечатлением положения дел на Западном фронте, полученным при моем объезде в середине декабря, я выразил эту мысль в телеграмме, посланной в Берлин; в то время у меня не было уже больше надежды на успех мирного предложения. 23 декабря генерал-фельдмаршал в длинной беседе с имперским канцлером высказался за необходимость неограниченной подводной войны; 24 декабря канцлер выразил свою готовность приступить к обсуждению этого вопроса, как только получится ответ Антанты и наши мирные попытки придут к определенному концу. При этом имперский канцлер, повторяя изложенные им 6 октября мысли, еще раз высказал точку зрения, что неограниченная подводная война является актом высшей политики, за которую он один несет полную и нераздельную ответственность. Наше отношение к этому вопросу осталось прежним. Имперский канцлер должен был нести свою ответственность, мы несли нашу. В телеграмме к г-ну фон Бетману генерал-фельдмаршал, желая оградить права верховного командования, высказался следующим образом: «… что хотя ваше превосходительство, как имперский канцлер, претендуете на исключительную ответственность, тем не менее я, конечно, всемерно и с полным сознанием ответственности за победоносный исход войны, и в дальнейшем буду стремиться, чтобы в военном отношении делалось все, что я считаю нужным». Отстаивание своего мнения в этом серьезном и ответственном вопросе, в полном сознании своего высокого положения, являлось таким же правом и долгом верховного командования, как и имперского канцлера. При разногласии решение принадлежало бы его величеству.

Предвидя, что ответ Антанты на наше мирное предложение и на посредничество Вильсона окажется отрицательным, имперский канцлер уже в конце декабря прибыл в Плессе для совещания. Ни к какому решению мы не пришли. Окончательное совещание состоялось под председательством его величества 9 января, после получения ответа Антанты на наше предложение, причем мы с уверенностью ожидали такого же отношения Антанты к шагам президента Вильсона. Начальник морского штаба защищал приведенные выше взгляды; он считал, что неограниченная подводная война уже через несколько месяцев решит дело войны, и высказался за нее. Генерал-фельдмаршал изложил наше понимание положения и также высказался за нее. Имперский канцлер остановился на влиянии, которое такая война может оказать на нейтральные государства, особенно на Северо-Американские Соединенные Штаты. Он считал возможным и вероятным вступление в войну только Америки и боялся, что Антанта создаст затруднения в деле снабжения Бельгии. Наше мирное предложение он считал потерпевшим неудачу. Других мирных возможностей, вроде новой попытки Вильсона – его попытка от 18 декабря считалась ликвидированной, – или сепаратного мира, он не предусматривал, так же, как и возможности перемены нашего политического положения вследствие крушения одного из наших врагов, как это случилось затем с Россией. Последнее ставило бы нас в совершенно другие условия и, конечно, резко видоизменило бы наши взгляды. Имперский канцлер вполне сходился с нами в оценке нашего военно-политического положения. Но так как мы считали себя обязанными спокойно и решительно учесть вытекающие из него тяжелые последствия, имперский канцлер по своему характеру колебался и закончил приблизительно так: «Итак, решение начать беспощадную подводную войну находится в зависимости от той действительности ее, которую мы можем ожидать». И далее: «Если высшие военные власти считают подводную войну необходимой, то я не в состоянии возражать против нее». И еще: «Если у нас есть шансы на успех, то мы должны действовать».

Таким образом, имперский канцлер, с полным сознанием своей политической ответственности, высказался за неограниченную подводную войну, так же, как и другие советники его величества. Император присоединился к этому мнению и приказал начать неограниченную подводную войну 1 февраля, с тем чтобы нейтральным судам, застигнутым в заградительной зоне, была дана возможность покинуть ее, а находящимся на пути туда – закончить плавание.

Тогда имперский канцлер, в согласии с начальником морского штаба, выработал ноты к нейтральным государствам, объявляющие запретными зонами воды, окружающие Англию, западные берега Франции и Средиземное море. Эти ноты должны были быть переданы 31 января.

Начальник морского штаба дал более подробные указания для ведения войны в запретных зонах, при этом он принял во внимание несколько пожеланий министерства иностранных дел, клонившихся к тому, чтобы уменьшить опасность разрыва с Америкой. Само собой понятно, что это