решиться только силой оружия. Пароль был «победа или поражение». Отсюда вытекала необходимость дальнейшего колоссального вооружения и сохранения нашей воли к войне, как это и имели в виду наши предложения, а также необходимость применения всех средств борьбы, которыми Германия располагала.

III

При тех взглядах на общее положение, которые имелись у генерал-фельдмаршала и у меня, и при нашем, к сожалению оправдавшемся, скептическом отношении к успеху мирных переговоров, мы давно уже включили в круг наших размышлений вопрос о подводной войне, и притом в наиболее острой форме подводной войны в запретных для плавания зонах.

Неограниченная подводная война являлась последним средством закончить войну победоносно, не затягивая ее до бесконечности. Если подводная война в такой форме могла стать решающей, – а флот надеялся на это, – то она при нашем военном положении становилась долгом по отношению к германскому народу.

Как я уже упоминал, 30 августа мы высказались против неограниченной подводной войны, присовокупив, что время для нее еще не наступило. Выяснив наше мнение, имперский канцлер фон Бетман прибавил к этому, что в дальнейшем решение вести подводную войну с установлением запретных зон он ставит в зависимость от соответствующего заявления генерал-фельдмаршала. Неограниченная подводная война будет начата, если генерал-фельдмаршал этого пожелает. Приблизительно то же самое имперский канцлер сказал 28 сентября в рейхстаге. Между тем вопрос о целесообразности подводной войны привел к серьезному разногласию среди политических партий и вызвал чрезвычайно сильное возбуждение. В то время как правые партии очень живо высказывались за нее, левые, стоящие близко к правительству, так же страстно отстаивали противоположное мнение. Благодаря замечанию г-на фон Бетмана верховное командование впервые было вовлечено в политическую борьбу самим правительством для его поддержки. Я глубоко об этом сожалел. Этого не должно было быть. Верховное командование стояло до сих пор вдали от всякой политики и никоим образом не желало вносить в это изменений. Тем неприятнее генерал-фельдмаршалу и мне было волнение, вызванное господином фон Бетманом. Фактически на верховное командование все больше и больше возлагалась ответственность за ведение неограниченной подводной войны или за отказ от нее.

В начале октября мы беседовали о неограниченной подводной войне с начальником морского штаба и взвешивали возможность приступа к ней. Во время последовавшего по предложению канцлера письменного обмена мнениями мы 5 октября снова просили его установить, на ком будет лежать ответственность. 6 октября канцлер разъяснил нам, что, хотя решение по вопросу о неограниченной подводной войне является прерогативой военной власти императора, тем не менее ввиду того, что такая война затрагивает интересы нейтральных стран, она относится к области иностранной политики. Поэтому он, канцлер, является единственным ответственным по конституции лицом, которое не имеет права переложить свою ответственность на кого-либо, но, конечно, мнение генерал-фельдмаршала будет иметь особенное значение для его будущей позиции в этом вопросе. Эта точка зрения была неопровержима. Генерал-фельдмаршал вовсе не был в состоянии взять на себя ответственность, лежащую на имперском канцлере, да и никогда этого не хотел; я вполне разделял его точку зрения. Однако заявление имперского канцлера являлось значительным уклонением от прежних взглядов, которые объяснялись предположением, что мы являемся противниками подводной войны.

В октябре 1916 года началась крейсерская подводная война, причем суда останавливались и обыскивались. Она дала хорошие результаты и внесла беспокойство в экономическую жизнь неприятеля. Это говорило в пользу подводных лодок. Но приходилось учитывать быстрый рост средств неприятельского противодействия и уменьшение результатов крейсерства подводных лодок.

В оценке политического и экономического значения для войны операций подводных лодок в различных их формах нам приходилось полагаться на мнение начальника морского штаба и имперского канцлера. Верховное командование находилось в постоянных сношениях с этими лицами по этим вопросам и по вопросу о целесообразности неограниченной подводной войны.

После наших побед в Румынии верховное командование перестало опасаться вмешательства в войну против нас Голландии и Дании. Во всяком случае, рисковать не следовало: в случае необходимости мы должны были начать подводную войну с установлением запретных зон не раньше, чем поход на Румынию будет закончен и войска успеют вернуться оттуда в Германию и подойти на Западный и Восточный фронты. Можно было предвидеть, что это произойдет не раньше начала февраля. Само собой разумеется, что надо было сначала подождать результата мирных попыток президента Вильсона, возникших по инициативе имперского правительства, а также последствий нашего мирного предложения. Если бы представилось вероятным окончание враждебных действий, тогда и такая подводная война оказалась бы ненужной. Тогда все предположения отпадали. В конце декабря или начале января вопрос о результате наших мирных попыток должен был выясниться. И это обстоятельство указывало на то, что в случае необходимости начать подводную войну ее следовало отложить до первых чисел февраля.

Имперское правительство отказалось от своих прежних опасений за позицию Голландии и Дании; со стороны Швейцарии, Испании, Норвегии и Швеции также не ожидалось каких-либо осложнений. Зато правительство довольно определенно учитывало возможность участия Северо-Американских Соединенных Штатов в войне против нас. Верховное командование должно было считаться с этими соображениями, высказанными ответственными инстанциями. Вступление Америки обозначало для Антанты в первый же год усиление на пять-шесть дивизий, позже, в случае, если бы подводная война не оказала своего действия, оно дало бы серьезное, могущее сыграть роль значительного фактора увеличение неприятельских сил. Что Америка, в случае вступления в войну, будет создавать такую же вооруженную силу, как Англия, и что Антанта всемерно будет толкать ее на все новые вооружения, было несомненно. Относительно роста военной промышленности Соединенных Штатов у меня особых опасений не было. И сейчас уже она полным ходом работала на Антанту.

Начальник морского штаба, друг имперского канцлера, но горячий защитник неограниченной подводной войны, с уверенностью рассчитывал на то, что уже в течение полугода она окажет решающее влияние на всю войну. Потеря тоннажа и уменьшение заокеанского ввоза вызовут в Англии экономические затруднения, которые исключат возможность продолжения войн. Он ссылался при этом не только на свое собственное убеждение, но также и на мнение выдающихся представителей германской промышленности. Недостаток тоннажа уменьшит размеры военных перевозок и прежде всего сократит доставку многочисленных военных грузов во Францию, многие из них пострадают и непосредственно. Число имевшихся налицо подводных лодок было достаточно для этой цели, постройку новых, для пополнения, можно будет, по мнению имперского морского министерства, усилить до максимума, и потери будут с избытком покрываться. Правда, в 1916 году, после принципиального отказа