рассказах своих он, очевидно, передал много таких характерных черт быта и склада мыслей «товарищей круговых путешествий», реальнейшая реальность которых не может быть ничуть заподозрена. И мы лично должны сказать, что роман этот, в общих чертах чрезвычайно устаревший для наших дней и очень наивный, интересен как раз теми бытовыми, списанными с действительности подробностями, теми описаниями обычаев, повадок и устройств ремесленных союзов, на которые так нападали прежние критики, а также живым отражением действительного лица – идеалиста-рабочего Пердигье в лице главного героя. Поэтому те страницы, где рассказывается о драках и боях товариществ (Жорж Санд раз в юности сама была свидетельницей подобной драки между двумя devoirs),[318] о беседах и спорах у «mère Savinienne», об образе жизни Гюгенена и его друга «le Corinthien ami des arts», полны интереса и жизненности и в наше время. Фабула же романа, сводящаяся к рассказу о двух параллельных любовных интригах двух искусных столяров из артели des Gavots, приехавших в замок графа де-Вильпрё для реставрации редкой старинной деревянной резьбы в часовне и влюбляющихся, один – в мечтательную и проникнутую гуманными и свободолюбивыми идеями дочь владельца, а другой – в кокетливую и жизнерадостную вдовушку, – эта фабула мало интересна.

Поклонник вдовушки, пылкий, слабый и тщеславный Корентьен – истинно художническая натура (обрисованная, прибавим мы, весьма живо, ярко и метко) – скоро обращается и в любовника ее, порабощенный столько же ее чувственной прелестью, как и тщеславной мыслью о трудности обладания этой, казалось бы, недосягаемой для него аристократической красавицей.

Пьер Гюгенен, мрачный, задумчивый и суровый в выполнении того, что он считает своим долгом, т. е. в служении как высшим идеалам братства, равенства и свободы, так в частности в строгом исполнении своих профессиональных обязанностей, – тоже узнает об ответной любви к себе обожаемой им девушки. Но гордый, самолюбивый, не желающий терпеть унизительного положения относительно старого Вильпрё и его касты и полный благородного намерения возвысить в своем лице весь свой класс, он отказывается от руки Изольды, заставляя ее закончить роман добродетельным пожеланием... обеднеть и, таким образом, лишь со временем, став равной ему, соединиться с ним узами любви.

Вся эта несложная история, сшитая довольно белыми нитками и страдающая книжностью, разыгрывается, как мы уже сказали, на ярком фоне нравов и обычаев соперничающих между собой ремесленных артелей, их стычек и примирений, интриг и дебатов и их патриархального преклонения перед личностью добродетельной, рсспубликански-суровой, но женственно-заботливой о своих постояльцах mère. И этот «фон» интересен и полон местного колорита, а потому реален и жизнен. Финал же грешит преизбытком «благородства чувств», который испортил или сделал скучными столько прекрасных романов, комедий и драм, и мы полагаем, что Пьер Гюгенен ничуть не стал бы хуже в глазах читателя, а много выиграл в жизненности и правдоподобии, если бы не побоялся разделить с Изольдой ее состояние. Оригинал, с которого он списан, честнейший и благороднейший человек, ничуть не считал унизительным в минуту жизни трудную обращаться за материальной помощью к Жорж Санд, и вообще вовсе не отличался дон- кихотским отношением к «презренному металлу». Мало того, из его писем, например, оказывается, что в 1840 г. Жорж Санд даже дала ему средства на «круговое путешествие по Франции», и потому он в каждом письме, из разных пунктов этого «кругового пути», благодарит ее за ее великодушие. Совершенно резонно замечая, что он не свободен даже писать ей, когда ему хочется, «ибо нужда делает меня невольником и безжалостно привязывает к станку», он тем более ценит дружескую помощь Жорж Санд, давшую ему возможность поработать на пользу общую, для дела, важного всем рабочим.[319]

«Я надеюсь не оскорбить вас, – пишет он 16 августа 1840 г., – сказав правду: я часто говорю про вас. Я рассказал друзьям, каким образом я мог предпринять такое длинное путешествие. Ваш великодушный поступок вызвал взрыв восторга и заставил проливать слезы радости. Всякий благословляет мадам Жорж Санд и чувствует, что ей он будет в большой мере обязан тем благом, которое я могу сделать»...

Об этой же «доброте и великодушии» он говорит и в письмах от 7 июня, 19 сентября и др. Жена его, в отсутствии мужа, тоже пишет о предложении, «которое может сделать ее счастливой», и о том, что более не колеблется принять его. (По-видимому, Жорж Санд дала ей возможность взять к себе и воспитывать дочку, которую бедная женщина, зарабатывавшая хлеб шитьем, должна была куда-то поместить. Жорж Санд помогла ей и деньгами и работой). А в это самое время Агриколь Пердигье, истратившись в пути, тоже просто и прямо обратился к Жорж Санд со следующим письмом, которого, вероятно, Пьер Гюгенен не решился бы написать.

Бордо, 2 сентября 1840 г.

«Милостивая государыня, я пишу вам сегодня всего лишь несколько слов, чтобы сообщить вам, что я приехал в Бордо здоровым и совершенно без денег. Согласно многократно повторенному вами наставлению, я, не стесняясь и без обиняков, признаюсь, в каком я положении.

Я не ожидаю вашего ответа здесь же, но в Нанте. Один приятель даст мне взаймы, чтобы доехать до этого города, и я расплачусь с ним как можно скорее.

Я еще далеко от Парижа, мне нужно еще побывать в Ла-Рошели, в Нанте, Туре, Орлеане, Шартре и др. городах. Мне нужно, как мне кажется, минимум сто франков, ибо мне еще предстоит проехать большое пространство.

Адресуйте ваше письмо к г. Дарно, на улицу Св. Леонарда, 20, Нант. Благодарю вас за то, которое я нашел, приехав в Бордо. Вы можете надеяться на все, что от меня зависит. Я напишу вам из Нанта или из Тура письмо, подробнее этого. Прощайте, сударыня!

Тот, который никогда вас не забудет,

Пердигье».

Заметим, что в своем письме к редактору «Entr’acte» от января 1841 г.[320] Жорж Санд отрицает всякую свою материальную помощь Пердигье или его родным и уверяет (довольно туманно), что если «некоторые средства и были мною предоставлены ему, дабы позволить ему прекратить свою столярную работу в течение части года, то эта маленькая коллекта является пожертвованием нескольких лиц, проникнутых святостью дела, которое предпринято им, а вовсе не милостыней заинтересованного милосердия». (Последние слова относятся к опровергаемому ею ложному известию, будто Пердигье был «послан» ею в путь с целью собрать материалы для ее романа). Это письмо Жорж Санд написано ею по просьбе Пердигье, обратившегося к ней 5 января 1841 г. с письмом, в котором он, указывая ей на появившуюся в