– В любом случае, – произнес я, – урок оказался для вас настолько убедительным и унизительным, что рисковать дальше вам не захотелось. Вы сбросили маску и угостили меня замечательным коктейлем, как в дешевом боевике.

Шварцер рассмеялась.

– Милый Ганс, вы себе льстите. Неужели вы считаете, что и впрямь запугали меня такими примитивными выходками?

– Хорошо, – согласился я. – Значит, вы просто разозлились и потеряли голову. Я спровоцировал вас на то, чтобы раскрыть карты. В противном случае мне пришлось бы еще долго ломать голову, гадая, кто из вас нужный мне человек. Но вы сыграли в открытую. Это и важно.

В ее взгляде мелькнуло любопытство.

– Вы говорите так, как будто довольны собой.

– Еще бы! – Я постарался, чтобы мой голос прозвучал уверенно. – Пока вы были просто богатой и уважаемой фрау Шварцер, наследницей известного княжеского рода, вы оставались неуязвимой, и я мог только надеяться, что вы себя выдадите. Теперь же я знаю, кто вы на самом деле. Я заставил вас засветиться, вы положили на плаху вашу прелестную головку.

Я взглянул на нее с искренним сожалением и покачал головой.

– Откуда вам известно о моих родовых корнях? – Фрау Шварцер недоуменно уставилась на меня широко раскрытыми глазами. – Хотя что я спрашиваю – ваш аналитический центр сразу же выдал необходимую информацию.

Не надо быть последним профаном в деле, как говаривал когда-то старый гуманист Уинстон Черчилль. Знаете, как напутствовал меня босс, отправляя с этой миссией?

– Что же он сказал?

– Когда мы беседовали с ним в одной уважаемой столице, – начал я, – босс сказал: «В тысячах миль отсюда в старушке Европе орудуют люди, которым пора преподать урок. Пусть не суются под острый топор палача, который ждет только команды». – Я грустно покачал головой и продолжил печальным голосом: – Не следовало вам вмешиваться в эту игру, Шварцер. Ваших заплечных дел мастеров, что убили Хантера, наши люди уже отправили на тот свет. Не следовало вам трогать Хантера. Жаль вас, Шварцер.

Она встала, держа помповое ружье наперевес.

– Что за вздор вы несете, Владек? Или вы забыли? Это вы у меня в руках.

Я ехидно ухмыльнулся, поскольку надеялся, что мой голос звучит достаточно безмятежно. Ведь мне важно было убедить Шварцер, что я – в теме, а значит, гибель Хантера и политической пары целиком на совести ее единомышленников. Я был уверен на все сто процентов, что они к спецслужбам Германии не имеют никакого отношения.

– Профаны, кругом одни профаны. Куда делись профессионалы? Все вы только и можете, что размахивать ружьями и угрожать. Шварцер, мне за вас стыдно. Не уподобляйтесь печально знаменитому Борджиа – сыграйте по-крупному. Всадите в меня хорошенький заряд, разнесите мне череп вдребезги, чтобы мозги забрызгали все стены вашей явочной квартирки. Давайте же!

Я расхохотался.

Фрау покусывала от злости губы.

– Так я и думал, Шварцер. А вот я – профессионал, и сталкивался с тысячами таких, как вы. Говорить вы все мастера, а вот как доходит до того, чтобы нажать на спусковой крючок, пасуете. И только рыбу можете напугать.

Лицо Шварцер побелело от ярости.

– Вы рискуете настолько, что мне страшно говорить об этом. Если хотите знать, то в вашей гибели заинтересованы многие, в том числе в вашей вашингтонской конторе, как это ни парадоксально. У нас и там есть свои «кроты». У тех, кто дал ордер на ваше убийство, есть доказательные резоны. Придет время, и вы еще пожалеете, что я вас не пристрелила на своей даче из помпового ружья, – лежал бы ваш труп в песчаной бранденбургской земле, с моего столетнего немецкого дуба сыпались бы на вашу безвестную могилу желуди…

– Дешевая болтовня. Должно быть, есть нечто суперменское от ощущения заряженного ружья, отчего у всех любителей происходит словесный понос. Интересно, что за жестокую участь эта некая третья сила для меня уготовила?

– Ладно, дорогой ты наш Гансвурст Фрайер, или Вольфганг Риттер, или как там вас кличут в вашей конторе в Лэнгли! То, что вы обустраивали небезызвестного Джонни, спецпредставителя ГосДепа, поблизости с Маркусом Вольфом, а потом нянчились с обоими, – нам известно. Как и о ваших контактах с известной политической парой, и о визитах руководства ЦРУ в лесной домик Вульфов. У вас, американцев, одна болезнь: подсунуть кому-нибудь «Черного Петера»[78].

И если удался номер с Вернером фон Брауном, то еще неведомо, получится ли у вас такой же пируэт с Маркусом Вольфом, чтобы перетащить живую легенду «Штази» через Атлантику… Нам только одно непонятно: зачем надо было устраивать драку с турками на барахолке у Бранденбургских ворот и орать им: «Вали отсюда, чёрное дерьмо!» Неужели так в Штатах вас ниггеры достали – тоже в расизм потянуло? А-а!.. Как вы нам обрыдли вместе с русскими недоумками!

Шварцер хотела еще что-то выпалить, открыла рот, но спохватилась, сообразив, что я намеренно провоцирую ее на откровенность.

– Довольно эмоций, – зловеще проговорила она. – Сейчас русские шок-бойзы сделают из тебя животное. Они вбили себе в тупые головы, что ты русский шпион, и пытать тебя будут, естественно, по-русски. А газеты завтра напишут: разборки русской мафии. Ну, как сценарий? Еврейская свинья Бертольд Брехт заплакал бы от зависти.

– Коли мне все равно умирать, скажите правду: на чьей совести гибель политической пары?

– Вы еще не догадались? – искренне удивилась Шварцер и, самодовольно усмехнувшись, добавила: – Не все ли вам равно? «Штази», КГБ, МОССАД… Ну да ладно. Тут сработал феномен под названием «Сатурн, пожирающий своих детей».

– Вы страшнее, чем я думал, – честно признался я, понимая, что у меня один выход: на тот свет.

На минуту воцарилось молчание, которое прервал голос вошедшего в комнату Берендея:

– Все готово к экзекуции, фрау Шварцер! Вы можете идти, мы завершим дело. – И он картинно сложил руки крестом.

– Успехов вам, шок-бойзы! Tschuss![79]

Меня провели по закоулкам особняка, затем втолкнули в огромную комнату…

Это была традиционная блат-малина под названием «столичный филиал», коридор с немереным количеством комнат. В самой большой громоздился вместительный стол, два продавленных дивана с возлежащими на них тремя мужчинами 25–35 лет; к стенкам прижались несколько кресел. Страшная замусоренность, беспорядок, пустые бутылки, пачки от сигарет. На спинках кресел раскидана фирменная одежда вперемежку с лагерной робой, выдаваемой в русских колониях. Дорогие туфли в больших количествах были разбросаны тут и там.

На столешнице много пачек из-под чая, немытые стаканы, эмалированная кружка с рисунком, – замурзанная до предела. Горстями разбросаны шоколадные конфеты, стоят початые банки с черной и красной икрой, кипятильник со свернутым шнуром.

Порножурналы с демонстрацией голого женского тела, шприцы, золотые кольца, недоеденная