— Почему?

— Внешность, что ж ещё?

— Так с нею ничего не смогли сделать? — разочарованно протянула я. — Наверно Дар сильно подавлен.

— Ты знаешь, не слишком. Я рад, что он смог довольно быстро оправиться от этого удара судьбы. Однако есть одна вещь, которую я абсолютно не понимаю.

— Какая?

— Почему наставники оставили его в Академии?

— То есть? — голос внезапно отказал мне. Отвернувшись, чтобы не выдать себя выражением лица или глаз, я закашлялась, потом, всё так же, не оборачиваясь, повторила вопрос: — Что ты имеешь в виду?

— Дарион не феникс больше. Равианикиэль отказался перестраивать структуру его тела и изменять ДНК. Несомненно, он сделал свою работу по высшему разряду — впрочем, как всегда, — но от этого твой друг не стал вновь фениксом. Наставники понимают суть возникшей проблемы ничуть не хуже меня. Тогда почему он ещё в Академии?

— А ты что же, против этого? — враждебно поинтересовалась я, начиная понимать обоснованность предположений магистра. Люцифэ сильно удивился моей внезапной вспышке.

— Ты злишься? Почему?

— Потому, что ты против того, чтобы Дар оставался в Академии.

— Я ничуть не против, чтобы он продолжал обучение, — уверил Часовщик. — Просто я не понимаю причин. А когда я чего-то не понимаю, мне это не нравится. В принципе, данный постулат применим почти к каждому. Но у меня ещё достаточно времени, чтобы разобраться в возникшей ситуации. Быть может, наставники просто знают больше, нежели я.

Люцифэ перевёл разговор на другую тему, тем не менее неприятный осадок остался, однако к магистру Ариону я не спешила. А спустя пару дней вновь навела разговор на тему о Даре, однако Люцифэ только отшутился одной из местных шуток, смысл которых я зачастую не понимала даже после того, как мне его скрупулёзно объясняли. А ещё через пол-луны Часовщик с повеселевшим видом заверил меня, что Дарион будет обучаться вместе со всеми.

— Ты рад этому? — неуверенно поинтересовалась я.

— Конечно. Светлому было тяжело в одиночку, но он справился. Уверен, на экзаменах он покажет себя с лучшей стороны.

— Я тоже рада, что он оправился.

— Да. Не беспокойся за него. Дар с честью выдержал испытание и стал сильнее.

— Наверно, мне стоит с ним поговорить, объясниться…

— Нет, Дарк. Обещай, что не сделаешь этот глупый шаг.

— Но почему?

— Дай ему возможность проявить себя на экзаменах во все красе. Не стоит подрезать неокрепшие крылья. Если ты сейчас с ним встретишься и начнёшь каяться, то Дарион может потерять дальнейшую мотивацию, а так он будет стремиться произвести на тебя благоприятное впечатление. Не мешай мальчику взрослеть и мужать.

— И ты только из-за этого не хочешь, чтобы я с ним виделась?

— Естественно. А почему же ещё?

— Ну-у… А вдруг ты ревнуешь или что-то в этом роде? — выпалила я и залилась краской до корней волос. Всё-таки нужно было потактичнее спросить, а не вот так в лоб. Теперь же я готова под пол провалиться от стыда.

— Ревновать? Да ещё к Дариону? Это же глупо.

Люцифэ обнял меня и закружил по комнате, потом упал на постель, увлекая за собой.

— Это остальные могут захлёбываться ревностью и завистью. Со временем ты станешь настоящей красавицей. А другие пускай исходят ядом, наблюдая за тобой со стороны. — Люцифэ провёл ладонями по коже моих рук и нахмурился: — Но меня беспокоит то, что в последнее время ты утратила интерес к тренировкам и несколько сдала в физическом плане. Если ты не возьмёшься за дело основательно, то не сможешь составить серьёзной конкуренции на экзаменах ни мне, ни даже Дариону. Это было бы обидно.

— Посмотрим, что ты в конце курса скажешь, — не без бахвальства отозвалась я, уверенная, что легко сумею наверстать упущенное из-за занятий с Равианикиэлем время. Упорства мне не занимать, а с редкими советами Люцифэ тренировки становятся ещё более эффективными.

* * *

Ответ лежал прямо на поверхности. Он был невообразимо прост для понимания, но в то же время невероятно сложен для выполнения. Мне всего-то и нужно было, что представить, что я теперешний — это я прошлый. Представить, вообразить в реальности, увериться в непреложности того, что я уже добился нужного эффекта и вести себя соответствующим образом.

Но у меня ничего не получалось!

Как я могу смотреть на эту серебристую лапу и представлять загорелую кожу и нормальные пальцы?!

Нет, у меня уже пару раз что-то похожее выходило, однако этот процесс требовал неимоверного напряжения и диких усилий. Стоило лишь чуть ослабить концентрацию, как приобретённый эффект моментально терялся. А ведь прошло уже три луны. Ребята успели вернуться с полигонов и принялись за учёбу. И только я день за днём с упорством, достойным лучшего применения, занимаюсь неизвестно чем.

«Да потому что бездарь! Полный», — взбешенной змеюкой зашипел Амореонэ. В последнее время мы с ним даже нормально не общались, буквально с первой же фразы начиная грызню. Да уж, ещё пару лун в его обществе, и я рискую превратиться в настоящего горгона: всем недовольного и готового превратить в камень первого попавшегося на глаза.

Амореонэ не мог проникнуться моим положением и не хотел понимать, почему столь лёгкие вещи вызывают во мне полное отторжение и «надуманные» проблемы на пути к реализации. Я же никак не мог сообразить, как все его наставления воплотить в реальность.

Отвлёкшись от нежелающей решаться проблемы, я мысленно перенёсся в не столь отдалённое прошлое: в тот день, когда состоялась моя встреча с отцом. Наставник Карел всё же смог наложить на меня нечто на подобии иллюзии, дабы скрыть истинный облик. Отец вроде как ничего не заметил, но разговор всё равно оставил неприятный осадок на душе. Папа и вправду был сильно обеспокоен моим состоянием, но ещё больше непонятками, из-за которых его потревожили в разгар деловой поездки на Халабос. Не знаю, что придумывал наставник Карел, чтобы замять инцидент, но было сразу видно: отец не слишком верил сказанному, так как постоянно возвращал разговор на эту тему, пытался подловить нас на лжи и требовал тщательного расследования произошедшего, упорно не желая верить, что со мной всё в порядке.

«Хватит отвлекаться. Так ты точно с места не сдвинешься», — прикрикнул Амореонэ.

Ну, хорошо. Попробую ещё раз, — убито вздохнул я, нехотя отвлекаясь от воспоминаний.

— Если ты не перестанешь так гротескно морщиться, то через десяток сианов твоё лицо грозит превратиться в подошву старого изношенного сапога.

Я чуть нервно вскинул голову, абсолютно не ожидая увидеть ещё кого-либо в выделенной мне комнате. Я точно помню,