— Я с тобой, солнышко, я рядом.

— Кира, Кирочка, — тычусь носом, как нашкодивший котёнок в его шею. — Тебя бесит, что коверкаю твоё имя?

— Не бесит, — он прижимает меня к себе, гладя по плечам и рукам. — Тебе можно всё. Называй, как хочешь. Мне нравится.

Когда поднимаемся по лестнице на второй этаж, у Кирилла звонит телефон. Я успеваю заметить имя контакта: «мама».

— Я сейчас приду, — говорит мне мужчина и спускается обратно на первый этаж. Стоять и подслушивать совсем некрасиво, поэтому я захожу в спальню. Дверь прикрыта неплотно, но разговора на первом этаже всё равно неслышно.

Воронцов возвращается очень быстро, значит разговор был недолгим. Но настроение у Кирилла испорчено, это хорошо заметно. Я не знаю, что мне делать: молчать или спросить открыто. Когда-то я слишком долго молчала, поэтому теперь выбираю второй вариант:

— Кирилл, проблемы из-за меня?

— Нет, не проблемы. Но мама очень хочет на тебя посмотреть. А я знаю, что из этого не выйдет ничего хорошего, — так же прямо отвечает он. — Мама будет строить здесь из себя императрицу всея Руси и смотреть на тебя, как на холопку. Такая она, уже не переделаешь.

— У меня нет шансов ей понравится? Она же меня совсем не знает.

— Ни у кого нет шанса ей понравится, Софи.

— Но твоя же бывшая жена ей нравилась? Потому что была из вашего круга? И, если бы ты выбрал такую, как она, твоя бы мама сменила гнев на милость.

— Может быть, — морщится мужчина. — Софи, не думай об этом. У мамы мне не нужно спрашивать разрешение на то, с кем мне жить в моей квартире.

— Кирилл, но я действительно здесь не к месту. И глаза твоей домработнице мозолю, и тебя от работы отрываю и, сейчас, ещё мама начнёт тебя доставать. У Алины отпуск, поживёт со мной неделю. В следующий понедельник гипс должны снять. Станет проще. Мне лучше вернуться в Минск.

Мужчина резко поворачивается и прижимает меня к стене, упершись руками по обе стороны от моего тела:

— Софи, ты — к месту. Домработницу одёргивай, я ещё сам с ней поговорю. И меня от работы ты не отрываешь. Я хочу возвращаться туда, где есть ты. А мама — это уже моя проблема. Я хочу быть с тобой, знать, что ты ждёшь не за тысячу километров, а в шаговой доступности. Понимаешь разницу? Будь со мной, Софи.

Он целует, и я таю. Господи! За этого мужчину мне придётся бороться не только с ним самим, но и с целым миром в придачу!

Кирилл набирает ванну, и мы идём купаться. Долго нежимся в вводе, пока у меня не устаёт рука. Затем мужчина уже привычными движениями омывает моё тело. Вытираемся и возвращаемся в спальню. Воронцов снимает покрывало с кровати и отбрасывает в сторону одеяло. Я удобно устраиваюсь на хрустящих от свежести простынях. На мне нет одежды. Рубашка осталась сиротливо лежать на кресле. Несколько минут Кирилл стоит и рассматривает меня. Я медленно развожу ноги.

— Ты на своём месте, Софи. Всегда помни это, — неожиданно произносит мужчина и, накрыв меня своим телом, начинает нашу любимую игру с поцелуев. Очень сладких долгих поцелуев между моих бёдер.

Он тоже на своем месте: в моём сердце и в моей душе.

Утром мы встаём в семь часов, умываемся и завтракаем. Затем я смотрю, как Кирилл собирается на работу. На мне кружевная рубашка и халатик. На нём строгие чёрные брюки и белая рубашка с галстуком. На запястье — дорогие часы. В коридоре мы долго целуемся. Кирилл не выдерживает и сжимает мои бёдра руками:

— Снова хочу тебя, Софи.

— Деньги не ждут. Иди, считай, а я подожду.

Когда он уходит, закрыв дверь на замок, я перехожу на кухню. Оттуда видна дорога. Смотрю, как Кирилл в сопровождении двоих охранников садится в чёрный «Мерседес — Майбах», и машина плавно выезжает на Кутузовский проспект. Москва обратно забрала у меня любимого. Кто-то боится ночи, притаившийся в её темноте тени одиночества. Я же боюсь светлого дня, который разбрасывает меня и Кирилла по разным мирам. Смотрю по сторонам широко открытыми глазами, но так и не нахожу ничего общего.

Сегодня Ираиды Петровны нет. Она приходит через день. Кирилл предложил её вызвать хотя бы на пару часов, но я так и не смогла представить, как меня будет кормить эта дама, поэтому отказалась. Есть, конечно, уже хочется, но психологически мне очень комфортно. А это не сравнить ни с чем.

Возвращается Воронцов не в два, а в три. Я смотрю телевизор в гостиной, поэтому сразу слышу, как проворачивается сначала один замок, потом второй. Пока мужчина открывает дверь, я уже стою на пороге.

— Привет, — он вручает мне букет изумительно красивых лилий и целует в губы. — Прости, я задержался.

— Ничего. Меня никто не трогал, поэтому я не злая.

— То есть, после того, как я тебя потрогаю, ты становишься злой?

— Нет. От твоих прикосновений я сразу добрею, — говорю правду.

Кирилл переодевается, и мы обедаем. Я согласна провести вечер дома, но мужчина тащит меня на улицу. За нами на почтительном расстоянии следуют двое охранников. Несколько раз я невольно оглядываюсь.

— Привыкай, — вздыхает Кирилл. — Но так нужно.

Мы долго гуляем по Москве-Сити, но ужинать идём домой, а не в кафе. Представляю выражение лица администратора Маргариты, когда она увидит меня. Ещё споткнётся на своих высоченных каблуках и ногу сломает. Я уже вполне представляю, что это такое и никому подобного не желаю.

На следующий день появляется Ираида Петровна. Приходит в то время, когда мы завтракаем. Украдкой бросает на нас несколько пристальных взглядов и обращается к Кириллу тоном сюсюкающей мамочки. Когда Воронцов уезжает, я поднимаюсь в его спальню, как говорится, от греха подальше. Мне даже удаётся немного задремать. Просыпаюсь от настойчивого звонка в дверь. На несколько минут сердце неприятно замирает. Неужели мамаша Кирилла припёрлась грозить мне всеми карами Вселенной? Но звонкий голос мне знаком. Через несколько минут в дверь раздаётся короткий стук и на пороге спальни появляется сияющая Катерина. Да, эта женщина всегда сияет.

— Красавица! — быстро осмотрев меня, выносит свой вердикт госпожа Савельева. — Ну и что ты здесь сидишь, как паучиха в паутине?

— Мне пока только сидеть и остаётся.

— Пальцы видны — это уже хорошо, — кивает женщина на мою правую руку. — Села бы вон в гостиной и командовала домработницей. А то спряталась, как мышь под лавку от хозяйского веника. Ладно, пошли.

Мы возвращаемся