– Хочу, – твердо ответил Люксембургский, подумав, что все перечисленное – мелочи по сравнению с возможностью не быть монстром, боящимся солнца, распятий и серебра. Карл задумал славное будущее для Богемии, собираясь сделать ее центром Священной Римской империи, и не мог отказаться от планов.

– Чем тебя не устраивает бессмертие? Сила, долголетие, острый ум… Представь, сколько ты смог бы совершить для себя и своей земли.

– Я не хочу быть чудовищем. Назови свою цену.

– Ну, твоя душа мне не нужна, король. Да и слишком малая плата за такую сделку. Хочу полтысячи душ.

Карл отступил на шаг, с трудом удерживая бесстрастное выражение лица.

– Это невозможно.

– Уверен? Ты – король, у тебя десятки тысяч подданных.

Карл подумал о евреях в Нюрнберге, которых до сей поры защищал в обмен на щедрую плату в королевскую казну. Подумал и тут же отогнал эту мысль, но снова к ней вернулся, заметив, как Роули скучающе изучает собственные пальцы с острыми когтями. Боясь, что демон передумает, Карл кивнул и нервно повел плечами, ощущая, как кожу прошиб холодный пот.

– Значит, сделка? В течение года ты мне – души, а я тебе сейчас и до конца твоей жизни – серу? – спросил Роули, изучающе всматриваясь в лицо Карла.

– Да, но тогда есть дополнительное условие.

– А я-то думаю, что ж ты так легко соглашаешься, король. Излагай!

Карл попросил заклясть границы Богемии, да так, чтобы ни один упырь, кроме него и его обращенного слуги, не мог выйти и войти. Роули, поразмыслив, остановил взгляд на волосах короля и спросил о короне. Тогда они и придумали план с клыком влколака, короной и завесой, которая бы защитила чешские земли.

Демон достал кожаный бурдюк и протянул Карлу.

– Пей. Так скрепляется сделка.

Люксембургский сделал большой глоток. Крепкий напиток горькой и пряной отравой прокатился по горлу. Роули забрал бурдюк и тоже отпил из него, поморщился и исчез, оставив Карла одного на перекрестке. Перед ним на дороге лежала маленькая склянка, от которой исходили жар и смрад. Сера.

Демон помог найти ингредиенты для ритуала завесы и заклясть корону. Роули завязал на венце границы Богемии, и пока Карл истреблял упырей внутри страны, никто из ночных тварей не мог проникнуть извне. А потом Карл начал принимать демоническую серу и стал человеком.

С Вильгельмом он встретился на границе заклятой линии: мрачный новый император и злой бывший друг.

– Вильгельм Баварский, я изгоняю тебя из Богемии, – проскрежетал Карл. Он спешился, оставив лошадь под деревом, а сам подошел к черте и надменно поднял подбородок.

– Изгоняешь? Я подарил тебе вечную жизнь!

Вильгельм приблизился к горящей линии и тронул ее носком сапога, как его тут же отбросило на землю. Он невозмутимо встал и приблизился к полосе вплотную, но более не касаясь ее контура.

– А я просил? Ты оставил мне выбор?

– Ты бы умер!

– Ты предал мое доверие!

Вильгельм криво усмехнулся, внимательно прожигая взглядом льдистых глаз.

– Что ты с собой сделал? Сера убивает тебя.

– Пусть, – упрямо ответил Карл. – Зато я смогу быть человеком, любить, растить детей и править. И кстати, я шепнул нескольким кровососам о том, что ты нарушил главное правило упырей: никогда не обращать венценосных особ, поэтому советую тебе забраться в самую непроходимую глушь и затаиться, потому что охота уже началась.

Вильгельм расправил плечи, лицо его стало невыразительным, словно его ничуть не волновало то, что сказал король. Он смотрел и смотрел на Карла. А Люксембургский сжал челюсти и стиснул кулаки. Ему многое хотелось сказать, но был ли в этом смысл? Что сделано, то сделано.

– Другие, подобные мне, не простят тебе такой вольности. Твоя страна, твоя Богемия – это колыбель упырей и других существ. Как ты будешь посещать другие государства? Тебя выпотрошат, если не вернешь как было.

– О, все предусмотрено, мой бывший друг. Никогда, слышишь, никогда я не потерплю кровососов на своей земле.

Карл вскочил на коня и дернул поводьями.

– Глупо пить яд лишь потому, что испытываешь жажду, Карл! – крикнул Баварский вдогонку.

Полюбовавшись на искаженное яростью лицо Вильгельма, Карл ощутил сожаление, хотя отчетливо помнил, что в тот самый момент был мстительно рад.

* * *

Карл просыпался. Он очнулся на своей постели в Страговском монастыре. Над ним сидел Вильгельм и держал за руку. Едва поймав его взгляд, друг подарил ему улыбку. Выглядел мистер Рот хуже некуда, все лицо покрывали кровавые полосы и шрамы, которые еще не успели затянуться.

Карл рывком поднялся и размял ноющую шею, ставя хрустящие позвонки в правильное положение.

– Анета?

– В гостевой комнате. Еще не очнулась. Ей сильно досталось. Аластер убил незваных гостей, но сказал, что больше не станет вмешиваться. Фауста ударили кинжалом, заговоренным в церкви, и я не пойму, как они смогли вообще взять его в руки.

– Ты в порядке? – спросил Карл, рассматривая друга.

– Теперь, да.

– Роули ведет свою игру, правил которой, к сожалению, мы пока не знаем.

Карл прошел в душевую, желая отмыться от запекшейся крови. Вильгельм прошествовал следом, увидев, что он не закрыл дверь, и сел на скамью для переодевания. Мистер Рот смотрел, как красная вода стекает в слив под ногами Карла.

– Странно, но в этот раз я видел воспоминания, – Карл выступил из душа и быстро вытерся.

Присутствие Вильгельма более не смущало его, словно прожив в забытье свое прошлое, он понял что-то доселе ему недоступное.

– Это потому, что тебе почти вырвали сердце.

– Помнишь, что ты сказал мне в последнюю нашу встречу у заклятой границы?

– Чтобы ты не пил яд.

– Да. Сейчас, когда я вспомнил твои слова, подумал, что мы ищем нечто похожее на серу, но не обращающую снова в человека, а сразу убивающую.

– Упырский яд?

– Возможно.

Карл выбрал из гардероба терракотовые брюки и бежевую футболку-поло, облачился и поспешил в гостиную.

– Надеюсь, канадские сородичи прислали Анете записи, и они помогут. Потому что я понятия не имею, как мы сможем одолеть вейтус.

– Яна не видел?

– Он на охоте вместе с ольшанскими упырями и членами Contra Malum.

Карл присел рядом с графиней. Наверное, именно Вильгельм прикрыл ее наготу простыней. Она еле слышно дышала. Лицо Анеты покрывала корка крови от еще не заживших ран, на руках побагровели следы от упырских клыков. Карл нежно провел костяшками пальцев по ее кисти, думая о том, как она совершенна, даже такая, ослабевшая, испачканная в своей и чужой крови. Графиня Кинских являлась самым бесстрашным и самым светлым существом в