пор отметает любые конкретные утверждения. Быть может, и сам ребенок-муж оттуда, из чрева, наслаждался присутствием матери, что пела для него колыбельную из этих трех звуков… как знать…

Возвращаясь к названию и возможности разложить его на два слова – это порождает еще большую многозначность, к которой я стремился, но которая возникала и сама по себе.

Так, например, первый хореограф, который отвечал за балетную часть, Джузеппе Карбоне, ни с того ни с сего сделал из моего произведения танец беременной женщины, что не имело ничего общего с моей собственной интерпретацией. Когда я побывал на премьере, состоявшейся в Венеции, я откровенно сказал ему, что он неправильно понял произведение. Он обещал все исправить, но так этого и не сделал. Затем этот балет поставили два других блестящих хореографа: Йозеф Лаццини в Бордо (Франция) и Вирджилио Сиени в Неаполе. Они очень глубоко проникли в мой исходный замысел[68].

– Меня поразило то, что ты признался, что никогда ни с кем не говорил так откровенно об этом произведении. Тебе сложно говорить о своей музыке, о том глубоко личном, что в ней заложено, и о процессе ее зарождения?

– В каком-то смысле да, потому что я чувствую себя неловко, когда должен так откровенно рассказывать о таких личных вещах. С одной стороны, это меня вдохновляет, а другой – немного пугает. Это все равно что публично раздеться догола. Кто-то и глазом не моргнет, для другого же это совершенно немыслимо.

– Ты предпочитаешь, чтобы твои произведения были неверно истолкованы?

– Иной раз это даже удобно.

– Скажи, ты интересуешься наукой? Работами по теории эволюции, например?

– Не слишком. Но не забывай, что я все-таки хотел стать врачом. Быть может, на подсознательном уровне и остался какой-то интерес.

– Понимаю. Мне тут пришло в голову, что и в «Миссии на Марс» Брайана Де Пальмы, в сцене, где астронавты ловят инопланетный сигнал, который раскрывает последовательность их ДНК, ты применяешь синтезатор, который исполняет серию, основанную на одних и тех же повторяющихся звуках. Мне показалось, что это отличная находка, одно из лучших мест фильма.

– Но серия, на которой строится «Вынашивание» не имеет ничего общего с серией «Миссии на Марс», потому что в «Вынашивании» это длиннейшая фраза, которая пять раз проигрывается в разных местах произведения, в то время как для Де Пальмы я написал небольшой музыкальный фрагмент, который в точности синхронизировался с изображением. Правда, в основе лежит похожая мысль: выделение серии-ядра, ДНК и дальнейшее нанизывание на нее остального.

Зарождение жизни и Вселенной

– Если это произведение – твоя трактовка зарождения жизни гипотетического человека и его личности, то как бы ты обыграл зарождение Вселенной?

– Вообще-то я уже это сделал. Как и в случае с человеком, до начала Вселенной была тишина, бурлящее и неопределенное нечто, звук – не звук, обозначивший то, откуда все берет начало и к чему приходит в конце. Долгие паузы, разряженные звуки… быть может, долгий органный пункт, статичный и динамичный в одно и то же время.

Когда в середине шестидесятых меня попросили сделать музыку к фильму Хьюстона «Библия», я отталкивался от собственного представления о Бытии: сначала был свет, затем появилась вода, солнце, птицы, животные и, наконец, человек.

Тему света я доверил басу, и все начиналась с него – контрабасы вели пиццикато на нижней до, басс шел пьяниссимо, из него один за другим вырастали голоса, каждый из которых вел разный звук, постепенно выходя в медленно нарастающее крещендо. Хор был разделен на пятьдесят разных партий, и каждый голос вел свою, но пустот не должно было оставаться, напротив, рождалось ощущение целостности. Сплав, своего рода амальгама.

После начальной до, которая задавала все, медленно нарастая в крещендо, вступала фа-диез – вода, как бы постепенно просачиваясь сквозь до, растворялась. Музыкальная ткань становилась все жиже и живее, точно передавая бурление жизни, а потом шло финальное крещендо, подводящее к солнечному взрыву.

– Крещендо на фа-диезе кажется куда дольше, чем на самом деле: оно длится всего полторы минуты.

– Да, так и было задумано. Меня не ограничивали во времени, я не был связан образами, поскольку музыка писалась до того, как фильм был снят.

Появление животных я доверил шести-семи инструментам с высоким регистром – обычной флейте и флейтам-пикколо. Финал же длится две минуты и представляет собой рождение человека, которое я передал с помощью приглушенного хора.

Дирижировал хором Франко Феррара. Он, как всегда, показал себя непревзойденным мастером.

Знаешь, меня всегда поражала теория музыковеда Мариуса Шнайдера. Согласно ей сначала люди были звуками. Приятно думать, что после смерти мы превратимся в звуки.

– А ты верующий?

– Я был воспитан в католической школе. Помню, ребенком, особенно в годы войны, мы с матерью каждый вечер читали молитвослов. Я и сегодня верую, хоть и не соблюдаю ритуалы. Хотя, говоря по правде, смысл слова «верующий» тоже нужно уточнить. Я верю в существование некоей сущности, которую наши чувства не в состоянии увидеть или услышать, но в то же самое время не верю в существование жизни после смерти, в саму идею загробной жизни.

Когда я думаю об этом, все как в тумане. Станем ли мы душами, вознесенными к благодати? Или же pulvis es et in pulverem reverteris – прах мы и в прах возвратимся? Или будем веками слушать григорианские напевы?

Есть люди, верующие в воскресение мертвых. У меня нет ответов на эти вопросы, одни сомнения. Насчет восстания из мертвых я думал особенно долго, так что и сам уже потерялся в собственных мыслях. Однажды на конференции я спросил одного теолога: «А как воскреснут те, кто стал донорами органов?» Мой вопрос может показаться провокационным, но на самом деле это не так. Теолог ответил мне, что подразумевается символическое воскресение, а не буквальное.

Иногда по утрам, когда я занимаюсь гимнастикой, вдруг ловлю себя на том, что в голове возникают мысли на эту тему. Но теперь, когда по состоянию здоровья, я занимаюсь все меньше, случается, что подобные мысли накатывают на меня ни с того ни с сего в самое неподходящее время. Быть может, это мой способ молиться. Думаю, я ответил на твой вопрос.

Загадки сотворения музыки

– Как думаешь, такое определение, как «церковная музыка», сегодня еще актуально?

– Наверное, сегодня лучше говорить о «мистической» музыке, так как понятие «церковный» слишком связано с определенной традицией.

– Как бы то ни было, среди твоих сочинений есть религиозная музыка, ты не прошел мимо этой темы.

– Да, это так. Не так давно я написал мессу – «Месса Папе Франциску» и две кантаты: «Пустоты переполненной