— Какую работу? Ну, какую работу? — шиплю. — Надо бежать!

— Куда? — рявкает Рахман. — Зачем? К кому? Что ты делать собираешься? Там целая команда работает, специалисты подключены. Только твоей пестрой, мельтешащей юбки там не хватает, чтобы под ногами путаться? Думаешь, истерик твоих там не хватает? Живо пошла к сыну, мать года! — разворачивает меня в сторону лестницы, подталкивает бесцеремонно. — Ты очень сильно поможешь тем, что просто будешь с сыном!

— Мааам? Мааам! Мам! — спешит ко Алим, спускается, держась за перила. — Дядя плохой? — зыркает на Рахмана.

Вот и сын проснулся… От криков. Господи… Что мы здесь развели?

— Все хорошо, Алим. Мы просто поспорили. Пойдем спать, еще рано.

— А я не хочу! Где папа?

Слезы душат. Грудь колет… Сама не знаю, где папа, мой хороший. Это все, что меня интересует. Все, что я хотела бы знать!

— Папа еще в поездке, Алим.

— Скоро вернется?

— Очень надеюсь. Пойдем, ты, может быть, спать не хочешь, а я немного хочу. Посидишь со мной, пока я уснул? А потом с дядей Рахманом играть отправишься.

Алим поддается на уловку, но играть с Рахманом отказывается. Зато мой мальчик доверчиво прижимается ко мне и почти мгновенно засыпает под одеялом.

Я снова без сна.

Когда Алим просыпается во второй раз, утро уже довольно позднее, а я разбита — физически и раздавлена морально.

Рахман не дает спуску, добавляя сверху к тому, что я и так себя понукаю, заставляя ухаживать за сыном и готовить на троих.

Ради сына я все сделаю, а ради себя? Далась мне эта карьера!

Не нужно ничего, когда внутри такая пустыня выжженная. Виню себя. Слова Рахмана, что у Захарова давно зуб на Мирасова, меня не совсем убедили. Если быть честной, не убедили… совсем!

Я вижу только вину своих амбиций и устраиваю им похороны, моля бога только об одном: пусть он вернет мне Расула. Пусть вернет!

***

— Саша, — негромко зовет Рахман, касается моего плеча.

Встрепенувшись, оглядываюсь вокруг.

Сумерки ложатся по углам, темнеет. Мучительный день иссякает, превращаясь в поздний вечер прямо на моих глазах.

— Что?

— Есть новости. Поехали.

— Алим?

— Алим тоже уснул. Я перенес его в спальню. Здесь Крис с ватагой, они присмотрят.

— Когда приехали? Я… Я все проспала!

— Они еще не вошли. Разгружаются из тачки. Скоро услышишь.

И точно, раздаются звуки голосов. Я поспешно натягиваю теплый спортивный костюм, хватаю куртку и шапку, дутыши. С подругой обмениваюсь поспешными приветствиями.

— Беги, беги к нему! — не обижается ни секунды.

***

— Что с ним? Ты знаешь? — спрашиваю у дальнего брата Расула.

Он тверд, как скала. Пытать Рахмана бесполезно.

— Расул жив. Остальное сама увидишь.

Волна облегчения омывает, но горечь остается. Слова Рахмана настораживают.

— Он пострадал?

— Саша, — вздыхает. — Что ты хочешь от меня услышать? Заверений, что все будет хорошо? Их не будет. Это ты должна дать своему мужику уверенность, что все будет хорошо при любом раскладе. Если в тебе ее нет, то сорри. Давай я остановлюсь и развернемся обратно. Никто тебя не осудит, если не захочешь остаться.

От слов Рахмана внутри еще больший комок разрастается.

— Не вздумай тормозить! — шиплю. — Ползешь, как черепаха. Живее давай!

— Я соблюдаю скоростной режим.

Глава 80

Александра

До клиники ползли мучительно долго. Так мне казалось. Меня уже ждут, дают бахилы, халат, маску.

Со страхом поднимаюсь на нужный этаж. В коридоре маячит Булат, ждет ответа на звонок, телефон прижат к уху.

— Он там, — стреляет глазами в сторону палаты и приветствует меня кивком, сразу же отходит.

Говорит с кем-то серьезным тоном. Слов не улавливаю, слишком волнуюсь. Только настроение — решаются дела. Мужские дела, как подчеркнул Рахман.

Мне так страшно войти.

— Две-три минуты, — предупреждает медсестра. — Его только что перевели из операционной.

Черт!

Совсем страшно!

Тем не менее, толкаю дверь.

Ощущение, что я врываюсь в палату, деликатность и мягкость сейчас отсутствуют напрочь.

Чистые цвета, запахи — все работает против меня. Ненавижу больницы! Ноги несут меня к высокой постели, на которой лежит Расул. Слишком бледный. Лицо со следами повреждений и синяков.

Замираю у кровати, не зная, как подступиться. Что сказать?

Он спит?

Дышит размеренно…

Поверх одеяла покоится его рука. Пальцы кажутся безвольными. Вторая рука в перевязке.

Накрывает ужасом. Но я цепляюсь за его пальцы.

— Рада, что ты жив. Безумно рада, — шепчу со слезами. — Сын постоянно о тебе спрашивает. Расул… — смотрю на его лицо с заострившимися чертами. — Ты очень-очень нам нужен. Сыну, мне… Еще одному ребенку. Я хочу от тебя еще детей. Не оставляй нас. Люблю тебя.

Наклонившись, целую его в щеку.

Позади стучат: время. Что, уже время вышло? Бред…

Еще один поцелуй. Пальцы Расула едва ощутимо смыкаются на моих.

Я чутко ловлю касания. Веки приподнимаются, он смотрит прямо на меня, моргает и снова проваливается в забытье.

Всего один миг!

Но этот взгляд — пронзительный, кипящий, я уношу с собой. Прямиком в сердце.

Выхожу под впечатлением, но чувство, словно меня выносят. Хорошо, что Алима есть на кого оставить, думаю.

Булат еще разговаривает по телефону, в отдалении. Я не спешу вмешиваться, жду, пока закончит. Рахман сует в ладони стаканчик с горячим напитком, почти кипяток. Я едва не обжигаюсь, в последний момент опускаю стаканчик вниз, подув осторожно.

Нужно подождать.

— Что говорят врачи? — уточняю осторожно у брата Расула.

— Расул словил пулю, машина перевернулась. Пулю извлекли, насчет остального говорить еще рано.

— Спина? Травмы? — спрашиваю о самом страшном.

Рахман медлит немного, но все-таки отвечает.

— Нет. Спина не задета. Корсет спас. Нагрузка была колоссальной, чудом выдержал без потрясений в этой области.

— Слава богу! — выдыхаю.

— Но ключица сильно пострадала. Тут до полугода восстановления, минимум. Придется тебе набраться терпения, Александра. Расул после первой аварии был невыносимым. И снова на больничной койке поваляться придется. Тут только любовь и терпение. Если и того, и другого в достатке, тогда ты справишься.

— Так бы и сказал! Дурак… Дурак старый, — шиплю. — Зачем было до полусмерти пугать в дороге, а? Зачем было говорить такие страшные слова?«Давай я остановлюсь и развернемся обратно. Никто тебя