а то мы с тобой сидим с такими лицами, будто решаем проблемы Мира. Я тебе не говорил, но в той, моей прошлой реальности, в январе-феврале 1992 года я расстался со Стасей, получив сначала согласие на руку и сердце, а потом через короткий промежуток времени уведомление о том, что она выходит замуж за другого. Но это так, просто иллюстрация, чтобы понять моё состояние тогда. Честно говоря, я мало помню то время, подсознание, оберегая психику, стёрло многие факты. Но и это не самое важное. Этот период длился почти полгода. Я, естественно, подсознательно пытался подобрать лекарство или какой-нибудь способ отвлечься от накатившей депрессии. Неплохо помогало занятие наукой, книги, учёба. Но всё это, как ты понимаешь, не совсем то. Интересный феномен, тогда в «том 1991-м», пока я был со Стасей, других девушек для меня не существовало, а потом понемногу, совсем по чуть-чуть, мир вокруг стал открываться, приобретать краски. И однажды я «увидел» тебя, Маша. Да, да! Можешь смеяться. Нет, я, конечно, был знаком с тобой, но лишь шапочно: симпатичная девушка из параллельной группы, однокурсница с потока, приятная, интересная…но и только. Но в образовавшейся пустоте, которую я пытался заполнить светами, танями, ленами…не считай меня циничной сволочью, я не пустился во все тяжкие, никого не обижал, не бросал, всегда был предельно честен с любой из девушек, кого приглашал в кино или прогуляться…не знаю. Возможно, я искал то что потерял, а может, и то, чего у меня на самом деле никогда не было. Но в этой череде серого тумана воспоминание о встрече с тобой осталось со мной на всю жизнь. Той самой коротенькой в спортзале. В «том 1991-м» я лишь поздоровался с тобой, и мы обменялись улыбками. Я ещё подумал тогда: «такой девушки мне не видать как своих ушей!» Так родился очередной гештальт, символом которого на всю жизнь стал твой образ. Вот тебе и ответ, на вопрос, почему ты.

— Значит, сейчас это закрытие твоего старого гештальта? — мне показалось или голос Маши дрогнул.

— Блин, чем дальше в лес, тем толще партизаны! Машка, да услышь ты меня! Я пятидесятилетний мужик, потерявший всё и болтающийся между чистилищем и адом в призрачной надежде хоть на какое-то решение. Какой, нахрен, гештальт? Это просто попытка объяснить мой интерес к тебе в первые минуты встречи. Хочешь прямо? Не вопрос. В этой реальности, увидев тебя, я захотел Машу Сикорскую с такой силой, что аж зубы свело, хорошо хоть нашлось кому отрезвить. Голая физиология, прости за банальность. Да, я уже через несколько недель предпринял шаги, чтобы расстаться со Стасей, потому что знал, стоит мне нынешнему приложить чуть больше усилий — и она будет моей, вся, целиком. Это ли не закрытие гештальта. Да не какого-нибудь полузабытого, а одного из самых основных. И что потом? Наслаждаться кратковременным счастьем и ждать каждый день, что всё это прекратится в одно мгновение. Это не закрытие гештальта, а побег в эфемерную реальность. К тому же я этого и не смог бы сделать… Потому что жена и дочки перед глазами. Для меня их потеря прошла по меркам Розы Миров совсем недавно, буквально вчера.

— Погоди, Гавр, — Маша ухватила меня за пальцы, заходившие ходуном. Что-то я совсем расклеился. Тряпка… — я всё поняла, не стоит так волноваться. Я не знаю, может тебе поискать сейчас твою будущую жену?

— Ну ты предложила, Маша! Ей сейчас пятнадцать лет и всё её время занимают тренировки в спортзале. Нет, конечно, она ходит и на дискотеки, и на свидания. Но я же не педофил какой-нибудь. Ну и что я ей скажу? Привет, Оля, я твой будущий муж? Бред сивой кобылы… Похоже, зря я на тебя всё это вывалил. Пойду я…побегаю.

— Никуда ты не пойдёшь, Луговой, — в голосе Маши прорезалось столько силы, что я невольно замер, — кто обещал мне культурный досуг? Будем смотреть кино, потом ляжем спать и не надо улыбаться! В разных комнатах. А завтра пойдёшь сдавать свой экстернат. Ну а дальше подумаем, как жить.

— Машка, Машенька…

— И не мельтеши, Луговой. Тоже мне, мужику полтинник, а он расклеился как зелёный пацан!

— Э…но…

— Ты против? Можешь тогда валить отсюда со всеми своими заморочками!

— Я не против, Маш. Даже рад, но зачем и тебе мои заморочки?

— Пока не знаю. Мне понятно лишь одно, что одному тебе сейчас будет хуже. Как и мне, — она вздохнула, — так почему бы двум одиночествам не помочь друг другу?

— Погоди, я считал…как же подруги, одногруппники?

— Всё это не то, Гавр. Совершенно не то! А после твоего рассказа я уж точно спокойно дальше жить не смогу. К тому же у меня ещё миллион вопросов. Ты ведь не откажешься мне на них ответить? — она лукаво улыбнулась, — мне нужно свыкнуться с мыслью о том, что я живу в реальности, которая, как ты сказал, неосновная и может в любой момент исчезнуть вместе со мной.

— Ну, это ещё не факт, лишь россказни Смотрящих, — попытался я успокоить Машу.

— Не надо, Гаврила. Если в полной мере поверить во всё, что ты рассказал, то можно сойти с ума. Оставь мне привилегию считать выдумкой или ошибкой то, что помешает мне дальше жить уверенно и спокойно.

— Машка… — я в восхищении смотрел на девушку. Это же надо, а ведь я её недооценил. И ещё как!

— Так, Луговой, хорош! Давай уже кино смотреть. Не то — ложись баиньки. Тебе завтра рано вставать.

— Всё, всё, Маш, — я поднял ладони, — сдаюсь! С чего начнём?

— А ты сам выбери, соответственно настроению. Говорил же, что видел их много раз.

— Хм. Тогда начнём с «Танцующего с волками», а закончим «Привидением». Двойного сеанса будет достаточно. Тебе ведь тоже нужно соблюдать режим.

Глава 20

Глава двадцатая

Я ещё в школе усвоил, что нельзя выдумать

ничего столь оригинального и маловероятного,

что не было бы уже высказано кем-либо из философов.

Рене Декарт.

Странно, из своей прошлой жизни я что-то не припомню, чтобы на кафедру общественных наук преподаватели приходили так рано, как сегодня. Экстернат был назначен на 8.30 — время, когда уборщицы ещё продолжают свой неутомимый дрейф со швабрами, а их заслуженные цинковые вёдра всё ещё перекликаются в унисон с