Но главная причина, по которой Циркуляр был шуткой, фуфлом, заключалась в том, что никто из нас не решал, сколько работы нужно сделать. Бабушка или папа решали, сколько поддержки (денег) они выделяли на нашу работу. Деньги определяли всё. В случае с Вилли и мной папа был единственным, кто принимал решения. Только он контролировал наши средства; мы могли делать только то, что могли, с теми ресурсами и бюджетом, которые получали от него. Быть публично выпоротым за то, что па разрешил нам сделать, казалось вопиюще несправедливым.

Возможно, стресс, связанный со всем этим, проистекал из всеобъемлющего стресса по поводу самой монархии. Семья ощущала толчки глобальных перемен, слышала крики критиков, которые говорили, что монархия устарела, обходится дорого. Семья терпела, даже склонялась к бессмыслице Придворного циркуляра по той же причине, по которой мирилась с разрушениями и бесчинствами прессы — из-за страха. Страх перед публикой. Страх перед будущим. Страх перед тем днём, когда нация скажет: Достаточно. Так что в канун Рождества 2013 года я был вполне доволен тем, что сижу в конце коридора в своей микрокомнате и рассматриваю фотографии с Южного полюса на iPad.

Смотрю на свою маленькую пробирку.

"САМЫЙ ЧИСТЫЙ ВОЗДУХ В МИРЕ".

Я снял пробку, вдохнул за раз.

Ах…

70

Я ПЕРЕЕХАЛ из барсучьей норы в Ноттингемский коттедж, он же Нотт Котт. Вилли и Кейт жили там, но уже его переросли. После переезда в старый дом принцессы Маргарет, расположенный прямо напротив, они передали мне свои ключи.

Приятно было выбраться из барсучьей норы. Но ещё лучше жить прямо напротив Вилли и Кейт. Я с нетерпением ждал, когда смогу заглянуть к ним.

Смотрите! Это дядя Гарри!

Привет! Просто решил зайти.

В руках бутылка вина и охапка детских подарков. Опускаюсь на пол и борюсь с маленьким Джорджем.

Останешься на ужин, Гарольд?

С удовольствием!

Но так не получилось.

Они были на расстоянии половины футбольного паса, за каменным двором, так близко, что я видел, как их няня проходит мимо, и слышал, как они делают ремонт. Я предполагал, что они пригласят меня с минуты на минуту. В любой день.

Но проходил день за днём, а этого не происходило.

Я понял, подумал я. Они заняты! Создают семью!

А может... им не нужен третий лишний?

Может, если я женюсь, всё будет по-другому?

Оба неоднократно упоминали, как сильно им нравится Крессида.

71

МАРТ 2014. КОНЦЕРТ на арене "Уэмбли". Выйдя на сцену, я испытал типичный приступ паники. Я пробился к центру, сжал кулаки, выплюнул речь. Передо мной было 14 тыс. молодых лиц, собравшихся на We Day (День нас). Возможно, я бы меньше нервничал, если бы больше сосредоточился на них, но у меня был настоящий Me Day (День меня), и я думал о том, когда в последний раз произносил речь под этой крышей.

Десятая годовщина маминой смерти.

Тогда я тоже нервничал. Но не так, как сейчас.

Я поспешил уйти. Вытер блеск с лица и, пошатываясь, поднялся на своё место, чтобы присоединиться к Кресс.

Она увидела меня и покраснела. Ты в порядке?

Да, да.

Но она знала.

Мы наблюдали за другими выступающими. То есть, она смотрела, а я пытался перевести дыхание.

На следующее утро наша фотография была во всех газетах и в Интернете.

Кто-то сообщил королевским корреспондентам, где мы сидели, и нас наконец-то раскрыли.

После почти двух лет тайного знакомства мы стали парой.

Странно, сказали мы, что это стало такой большой новостью. Нас уже фотографировали раньше, когда мы катались на лыжах в Вербье. Но эти фотографии выглядели по-другому, возможно, потому что она впервые была со мной на королевском мероприятии.

В результате мы стали менее скрытными, и это было плюсом. Несколько дней спустя мы пошли в Твикенхэм, смотрели игру Англии с Уэльсом, нас сфотографировали и даже не потрудились об этом рассказать. Вскоре после этого мы уехали с друзьями на горнолыжный отдых в Казахстан, нас снова засняли, а мы даже не знали. Мы были слишком поглощены другим. Катание на лыжах было для нас таким священным, таким символичным, особенно после предыдущего лыжного отдыха в Швейцарии, когда она чудесным образом обратила на себя моё внимание.

Это случилось однажды поздно вечером, после долгого дня на склонах и приятного времени после катания. Мы вернулись в шале моей двоюродной сестры, где тогда остановились. Кресс умывалась, чистила зубы, а я сидел на краю ванны. Мы не говорили о чём-то особенном, насколько я помню, но вдруг она спросила меня о матери.

Невероятно. Девушка спрашивает о матери. Но дело было ещё и в том, как она спросила. В её тоне было правильное сочетание любопытства и сострадания. И её реакция на мой ответ тоже была правильной. Удивленная, обеспокоенная, без осуждения.

Возможно, сыграли роль и другие факторы. Алхимия физической усталости и швейцарского гостеприимства. Свежий воздух и алкоголь. Может быть, это был тихо падающий снег за окнами или кульминация 17 лет подавленного горя. Может быть, это была зрелость. Какова бы ни была причина или сочетание причин, я ответил ей прямо, а потом начал плакать.

Помню, я подумал: О, я плачу.

И сказал ей: Я впервые...

Крессида наклонилась ко мне: Что значит... впервые?

Я впервые могу плакать о маме после похорон.

Вытерев глаза, я поблагодарил её. Она была первой, кто помог мне преодолеть этот барьер и выпустить слезы. Это был катарсис, это ускорило нашу связь и добавило элемент, редкий в прошлых отношениях: огромную благодарность. Я был в долгу перед Кресс, и именно поэтому, когда мы вернулись домой из Казахстана, я чувствовал себя таким несчастным, потому что в какой-то момент во время лыжной прогулки понял, что мы не подходим друг другу.

Я просто знал. Кресс, наверное, тоже понимала. Это была большая привязанность, глубокая и неизменная верность, но не вечная любовь. Она всегда чётко говорила, что не хочет брать на себя все тяготы королевской жизни, а я никогда не был уверен, что хочу просить её об этом, и этот непреложный факт, хотя он и таился на заднем плане в течение некоторого времени, стал неоспоримым на тех казахских склонах.

Внезапно всё стало ясно. Это не сработает.

Как странно, подумал я. Каждый раз, когда мы едем кататься на лыжах… случается откровение.

На следующий день после возвращения домой из Казахстана я позвонил приятелю,