Не найдя ни одного приличного слова, я решила, что никакого письма не видела. Оно растворилось в неизвестности с сотнями других писем, не нашедших адресатов. Новое прошение о разводе заняло у меня больше часа и со злосчастным кольцом отправилось в личную почтовую шкатулку в столичном особняке Торнов.

Филипп ответил поздним вечером. В Энтил за мной он не поехал. Кто бы сомневался! Эта мысль отозвалась резью в животе.

«Леди Торн, объясните любопытное послание в моей почтовой шкатулке», —спросил он. Кажется, я наяву могла услышать ироничные интонации, с какими он произнес бы эту фразу.

«Что именно вам непонятно в прошении о разводе? Второй экземпляр отправится к вашему стряпчему», — стараясь, чтобы почерк не выдавал, как сильно трясется рука, вежливо ответила ему.

Кутаясь в вязаную шаль поверх теплой ночной сорочки, я принялась буравить шкатулку пристальным взглядом. Она молчала добрых десять минут. Сомневаюсь, что, размахивая прошением, Филипп прыгнул в карету и дернул в Энтил лично выяснять отношения. Очевидно, проверенное аристократическими леди средство на него вообще никак не подействовало. Скорее всего он переваривал! В смысле, не сжевал от ярости бумагу, запив водичкой, а мысленно смирялся, что этот брак действительно станет самым коротким в истории славного магического рода Торнов. Такой позор на седины Марджери!

Раздался сиплый кряк. Наш старенький почтовый артефакт никогда столько не напрягал портальные мускулы, как сегодняшним снежным днем. На дне лежало аккуратно сложенное прошение. Каждая строчка была расчеркнута красными чернилами. И даже исправлены две запятые. Словно мы — демоны дери! — готовились к экзамену по изящному письму.

«Мой стряпчий на редкость въедливый тип. Не благодарите», — совершенно по-хамски прокомментировал Филипп.

У меня задергался глаз и скулы свело от злости. Он не хотел воспринимать ситуацию всерьез и думал, что его действительно пытаются приручить? Ха-ха три раза. Нет, четыре! Но все равно невесело.

Плюхнувшись на стул, я выхватила из ящичка чистый лист писчей бумаги и переписала прошение. В пункте с причиной развода крупными, четкими литерами вывела «измена супруга». Пусть подавится этим своим политесным «не сошлись характерами»!

«Надеюсь, теперь вам понятнее», — добавила я на клочке бумаги.

«Я говорил, что у тебя красивый почерк?» — невозмутимо ответил он.

«Господин Торн, если мы разведемся в ближайший месяц, вы еще успеете найти себе подходящую жену до тридцатилетия. Не благодарите!» — рыкнула я. Почерк у меня уже красивым не был, строчки гуляли, как бы тонко намекая, что супруга в тихом бешенстве.

«Спорное утверждение, леди Торн».

«До юбилея не подберете невесту? Я полагала, вы развешиваете портретные карточки и бросаете дротик. Используйте проверенный способ!»

«Неплохой совет, но в ближайший месяц развод невозможен».

«Ваш стряпчий ушел в загул?»

«Возможно, ты уже обременена моим ребенком. Нельзя допустить, чтобы наследник родился бастардом».

Скрипнув зубами, я написала то, в чем убедилась сегодняшним днем.

«Господин Торн, официально заявляю, что в этом браке наследников вам не светит!»

«Как ты можешь быть в этом уверена?»

«Догадайся с трех раз, гений дедукции!» — откровенно рявкнула я и с такой силой захлопнула крышку шкатулки, отправляя ему послание, что в разные стороны рассыпались золотистые искры. Буквально фонтан из магических светляков, озаривших гостиную.

От злости я хлопнула рюмку успокоительной настойки, стоявшей в кухонном шкафу. За конец семейной жизни и нерушимость нервной системы. И еще одну вдогонку для закрепления результата.  Без закуски лечиться гадостью, собственноручно сваренной на последнем занятии по зельеварению в пансионе, оказалось невозможно. Скривившись, зажевала сухариком. И зачем Клементина хранила настойку! Может, из теплых воспоминаний, как родитель, бережно хранящий детский рисунки чада? Очевидно, что меня не примут даже в подмастерья к зельевару.

Внезапно в холле скрипнула входная дверь. На затылке зашевелились волосы. Взломать-то замок я взломала, а запереться за сутки так и не сподобилась! Заходи, кто хочешь — бери, что хочешь. Вот незваные гости и зашли на огонек в гостиной.

И тут на меня нахлынуло удивительное спокойствие. Никак настойка начала действовать! Зря наговаривала на хорошее средство, а с сухариком вообще успокоительный эффект вышел божественный. Разведусь и подумаю о службе в аптекарском дворе. Вдруг доверят заполнять бланки и капать милым старушкам в травяной чай капельки от повышенного кровяного давления.

С хладнокровием я сняла с крючка тяжелую чугунную сковородку, сжала ручку и, стараясь ступать бесшумно, прокралась к кухонной двери. Человек в полутемном коридорчике тоже ступал тихонечко и с опаской, но его выдавал поскрипывающий пол.

— Стоять! — рявкнула во весь голос и выскочила, фигурально выражаясь, из-за угла, но на самом деле из дверного проема.

Мы встретились! Незнакомый мужик с квадратной лопатой для чистки снега, и я с занесенной над головой сковородой. Нерешительно замерли и в обалдении уставились друг на друга, словно примиряясь, кому ударить первым.

— Ты кто? — спросила я.

— Кучер, — ответил он.

— Грабить пришел?

— Вора скрутить.

Я окончательно уверилась, что передо мной наглый грабитель, и сурово подняла сковородку повыше. От тяжести ныли мускулы. Чугунная посудина грозила устранить меня саму раньше, чем отправит в летаргический сон ночного гостя.

— Не подходи, — предупредила я. — Зашибу! И стражей вызову!

— Святые заступники и матерь божья! — раздался переполошенный голос Клементины. — Тереза!

Растрепанная тетушка в съехавшем на затылок платке вынырнула из-за его спины.

— Ты как здесь очутилась? — воскликнула я, с облечением опуская сковородку. Еще минутка и отдыхать бы мне напротив кухни, отправив саму себя в глубокие слои подсознания. — Почему не в лечебнице?

— Так еще вчера вечером вылечились, — бойко заявила она и быстрым движением одним пальцем заставила нос лопаты смотреть в пол, а не мне в живот. — Господин кучер, опустите лопату, пока никого ненароком не зашибли. Уже все в порядке. Моя племянница с мужем приехали в гости. Не пугайте благородную леди!

Она похлопала в ладоши, стараясь пробудить дремлющую под потолком лампу, но дом местами не очухался. Мы остались в потемках, разбавленных лишь косой полосой света из холла.

— А где Рендел? — не поняла я.

— На улице, — махнула рукой Клементина.

— Ты его в сугробе, что ли, оставила?

— В карете, — почти обиделась тетушка. — Ему сказали ногу беречь. Твой муж на втором этаже?

— В столице, — подсказала я, мысленно радуясь, что стариков действительно не беспокоили и дали без лишних волнений вернуться домой.

— Не приехал в