Шрифт:
Закладка:
– Месяца полтора как прибился к селу, – поделился информацией Фрол. – Беженец с Вотской губернии, документы в порядке. Евдокия-покойница приютила его, жили нормально, пока за клюковкой не пошли.
– Клюква до добра не доводит, – согласился Бучила.
– И чего будем делать? – затаил дыхание пристав.
– Ждать, – отрезал Рух. – Ждать, надеяться, верить. В Бога, в Дьявола или в науку драную, нам сейчас любая помощь нужна. К себе пойду, буду думать и водку пить. А ты спать ложись, утро вечера мудреней.
Утро вместо возвышенной мудрости преподнесло очередной паскудный сюрприз. Едва рассвело и стылая темень клочьями рваной паутины потекла обратно в выстывшие леса, стража обнаружила у ворот четыре человеческие головы, аккуратно сложенные в рядок. Бучила, поднятый ни свет ни заря, зябко кутался в драную шубу и разглядывал замечательную находку, матерясь про себя. Возле ворот успела собраться небольшая толпа. Жандармы пытались сдержать любопытных, покрикивая и угрожая дубинками. Глухо переговаривались мужики, галдели бабы, выли безутешные вдовы. Вроде зима – самое спокойное время, и вот тебе на. Головы были оторваны с мясом, лица перекошены болью и ужасом, в глазах намерзли жидкая кровь и вода. «Ужас». «По грехам нашим тяжким». «Заступа пришел». «Заступа защитит». «Ага, этих вон защитил», – сдавленно шептались в толпе.
– Лесорубная артель, главным Карп Воропаев. – Фрол указал на самую лохматую голову. – До больших снегов собирались на вырубке возле Лосиного урочища жить. А оно вона как вышло.
Вышло так себе, Рух протяжно вздохнул. Хотели деньжат заработать, от сварливых жен вдалеке: тяжелая мужская работа, лесные красоты, теплая компания, винишко, посиделки возле костра, мясо на угольях шкворчит… Ммм, не жизнь, а мечта. Пока из чащи не выползет нечто ужасное…
– Та же тварища сработала? – не выдержал Фрол.
– Может, и так, – откликнулся Рух. – Но не хотелось бы.
– Почему? – насторожился пристав.
– Убивает по-разному. А у каждого чудища свой способ всегда: кикиморы потроха выедают, лихоимцы рвут по частям, визгуны горло режут и высасывают глаза и так далее, кто на какую пакость горазд. По трупу почти наверняка определишь, чьих грязных лап это дело. На болоте людей покромсали, а тут головы оторвали. Если одна тварища сработала, то хреновы наши дела, голубчик мой Фрол. Раз убивает по-разному, да еще головы притаскивает к селу, значит, тварь разумна не хуже тебя и меня. А взять жандармов твоих, так и поболе, видать.
– Разумна? – ужаснулся Якунин.
– И это самое дерьмовое, – кивнул Бучила. – С обычным чудищем управиться легче, с ним понятненько все, оно жрать хочет, плодиться и спать. А от этой всякой пакости жди.
– И что делать? – напрягся пристав.
– Перво-наперво поднимай своих, идем в Лосиное урочище. Конно, людно и оружно. И быстро.
Фрол исчез. Простоволосая баба в накинутой на плечи шали, припавшая на колени возле голов, подняла полные боли глаза и прошептала:
– Как же, как же оно так, Заступа-батюшка? Порешили мужиков наших. Не уследил ты, милостивец, не уследил.
– На все воля Божья, – буркнул Рух.
– Дети сиротами остались, – выдохнула баба. Толпа затихла, заслушалась.
– Ты меня не совести. – Бучила ковырнул землю носком сапога и повысил голос: – Эй, слышите? Я мразь отыщу и наизнанку выверну. А сейчас все по домам и из села, пока не разрешу, носа никому не показывать, если жизнь дорога. Были шутки, да кончились.
– Как же это? – удивился высокий нескладный мужик. – И долго сидеть?
– Сколько понадобится, – отрезал Бучила и, высмотрев в толпе Силантия, призывно махнул рукой.
Силантий подошел, оттирая селян широким плечом. На оторванные головы смотрел без особой боязни. Меховой треух натянут на самые глаза, в руках самострел, за пояс кафтана заткнут кистень, через плечо перекинут опасного вида капкан.
– Ты куда в таком виде собрался? – как родному улыбнулся Бучила.
– Зверя ловить, – не стал кривить душою Силантий. – Ты не зовешь, я ночь промучился и чуть свет решил сам дело вершить. А тут это…
– Зверя, значит, ловить? – уважительно прищурился Рух. – Смелый ты, дядя.
– Насмехаешься? – Силантий обиженно засопел.
– Ничуть не бывало, – бодро соврал Рух и обратился к остальным: – Во, видели? А то сопли развесили: «Батюшка, помоги, батюшка, защити». А человек взял стреляло древнее, херню какую-то железную и пошел зверюге хвост выдирать. Учитесь!
– А тебя пошто держим тогда? – выкрикнул кто-то чересчур смелый из задних рядов. Крикуна поддержал одобрительный ропот.
– Для красоты, сука ты горластая, – окрысился Бучила. Толпа отхлынула, из ворот выкатилась коляска, запряженная двумя гнедыми кобылами. На облучке расположился Фрол Якунин. За ним жандармы Мишка с Кирькой, ряженные поверх мундиров в бригантины из траченных ржавчиной железных пластин. Рожи от этого умнее не стали. От обоих ощутимо тянуло сивухой. Приняли уже для храбрости, сукины дети.
– Так, все, расходимся! – Рух вскарабкался в коляску и обернулся к Силантию: – Ну, чего встал? Особое приглашение ждешь?
Силантий, насупленный и серьезный, полез следом, путаясь в цепи капкана. Так с триумфом и отбыли, Рух украдкой глянул через плечо. Народ послушно возвращался в село, ворота закрылись, Нелюдово, напуганное и взвинченное, садилось в осаду против врага, которого не видел никто.
– Оружия всякого взяли с запасом, – похвастался Фрол. Рух уже видел и сам. Жандармы сжимали громоздкие фитильные мушкеты, на полу коляски уложены сабли, заряженные пистоли и топоры на длинных боевых рукоятях. Не хватало разве что пушки. Хотя, зная предусмотрительность Якунина, можно было и того ожидать.
Туманная полоса елового бора ломаной зубчатой линией царапала низкие серые небеса. Притихшее село и поникшие, желтые от сухостоя поля остались далеко позади. Разбитая колея петляла то вправо, то влево, за обочинами густо вставал тоненький, пронизанный ветрами молодой березняк. В лес въехали в полном молчании. Вроде лес как лес, знакомый до чертиков, исхоженный вдоль и поперек, но от мысли, что в чаще скрывается зловредная тварь, всем, даже Бучиле, было не по себе. От поганого ощущения чужого взгляда по спине бежал холодок. Мишка с Кирькой крутили головами, судорожно раздувая тлевшие фитили. Силантий застыл черным вороном, изредка сверкая глазищами из-под бровей. Ельник, голый и притихший, костенел в призрачной дымке, временами мелкой колючей крупой сыпал снежок, лез за шиворот, покусывал щеки и истаивал на спинах беспокойно похрапывающих кобыл. Когда до Лосиного урочища осталось меньше версты, Рух тронул Якунина за плечо и тихо сказал:
– Тпру, приехали, дальше пешком.
И первым спрыгнул с коляски на затвердевшую придорожную грязь, прихватив с собой кавалерийский карабин. Калибр для охоты на неизвестное страшилище маловат, зато ружьишко короткое и ухватистое, для чащобных баталий самое то. Бравая команда посыпалась следом, вооруженная, напряженная
