Шрифт:
Закладка:
Открытый гроб с телом Виктора стоял на возвышении, чтобы все желающие имели возможность попрощаться. Выходя из церкви, Рита увидела длинную очередь желающих это сделать, выстроившуюся снаружи. Сама она к гробу не подходила: не хотела смотреть в лицо мертвого художника, желая сохранить для себя живой образ Арбенина, в котором отражалась вся его противоречивая натура, а не выхолощенную оболочку, которую покинула душа.
На стоянке ждали несколько автобусов, готовых доставить людей на кладбище. Там же Рита заметила обшарпанный автомобиль Фисуненко и поспешила к нему.
– Садись, – вместо приветствия сказал он, распахивая перед Ритой дверь. – Подброшу тебя!
На кладбище собралось не меньше народа, чем в церкви. Здесь все еще царила зима, и так же, как в Озерках, лыжники прокладывали себе путь мимо ограды, за которой стоял открытый гроб. Они немного замедляли свой бег, с одной стороны, из уважения к покойнику, с другой – возможно, из обыкновенного любопытства.
Могила уже ждала Арбенина: по обе стороны глубокой ямы возвышались груды камней и песка вперемешку с грязными комьями подтаявшего снега и льда. Три совершенно трезвых работника кладбища стояли поодаль в ожидании команды от Лапикова. Иван Романович и его жена расставили между могил складные столики и принялись выставлять на них водку и бутерброды. Им вызвались помогать несколько человек из толпы. Запах съестного привлек местных собак, но они деликатно прятались за кустами в надежде, что остатки с барского стола впоследствии достанутся им.
И снова к гробу потянулась вереница желавших попрощаться.
– Просто тьма народу! – заметил Женька, оглядывая присутствующих.
– Угу, – кивнула Рита, не испытывая ни малейшего желания вести светскую беседу.
– Не пойдешь? – спросил Женька. – Ну и пра…
Прежде чем Фисуненко закончил фразу, Рита двинулась к гробу, поддавшись внезапному порыву: она все же должна была подойти к Виктору, попросить у него прощения за то, что не сумела помешать Светлогорову!
Вопреки ожиданиям она отметила, что Арбенин ничуть не изменился. Он лежал на кружевной подушке, словно спал, и, если бы не чересчур белый цвет лица и сложенные на груди руки, никто и не подумал бы, что перед ним покойник. Заваленный цветами гроб скорее походил на праздничную клумбу, нежели на место последнего упокоения, и у Риты комок подкатил к горлу: ей вдруг показалось, что Виктор ни за что на свете не хотел бы лежать вот так, на всеобщем обозрении! При жизни он был скрытным и малообщительным, а теперь его подвергли такому прилюдному испытанию! Слова, которые Рита собиралась прошептать ему на ухо, так и остались невысказанными, и она просто несколько секунд подержалась за стенку гроба и отошла.
По знаку Лапикова могильщики заколотили ящик, резво подхватили его, словно он ничего не весил, и аккуратно опустили в яму при помощи заранее подсунутых под днище канатов. Когда дерево ударилось о мерзлое дно, Рита непроизвольно вздрогнула – ну вот и все! Вниз полетели комья земли и камней, а также цветы, брошенные некоторыми присутствующими, стоявшими в непосредственной близи от могилы. На месте ямы постепенно рос бугорок, на который по окончании работ Лапиков-старший водрузил портрет художника в траурной рамке. Взглянув на него, Рита поняла, что запомнит Виктора Арбенина таким, как на этой фотографии – без улыбки, с холодным взглядом прозрачных синих глаз, устремленных на одному ему ведомый объект.
…Наташа отошла от Анатолия. Она завидовала его способности плакать: ее глаза оставались сухими, и она не могла понять почему. Девушка не плакала ни в тот момент, когда у дома Виктора держала в ладонях его еще теплую, но уже мертвую руку, ни после, когда шли приготовления к похоронам. Даже на отпевании она не смогла выдавить из себя слез. Наверное, Анатолий считает ее бесчувственной, но Наташу это не беспокоило – ее вообще не волновало то, что происходило за пределами деревянного ящика, в котором лежал художник. Все время, что гроб стоял открытым, она напряженно вглядывалась в его лицо, пытаясь уловить хотя бы малейшее движение. Когда внезапно налетевший ветер слегка растрепал волосы покойника, Наташа подалась вперед: ей вдруг почудилось, что это не ветер, а сам Виктор слегка пошевелился. Она аккуратно поправила темную прядь, упавшую на его мраморный лоб, и почувствовала под пальцами лед. Второй порыв ветра едва не сдул с Наташиной головы платок, а потом вдруг она почувствовала легкое, очень теплое дуновение над самым ухом. Рука ее непроизвольно взлетела к виску – туда, где ее коснулся теплый воздух, и в ту же минуту на ее плечо легла чья-то мягкая ладонь. Обернувшись, Наташа увидела Регину.
– Пойдем, – шепнула та, – сейчас будут закапывать!
Наташа позволила Регине увлечь себя в сторону от гроба, возле которого закопошились могильщики. Они деловито извлекли все цветы и распихали их в руки стоящих рядом людей. Она услышала всхлипы справа от себя и удивленно обернулась: ей показалось странным, что обычно циничная Регина плачет.
– Вот, возьми, – сказала девушка, протягивая женщине платок.
У портрета Виктора образовалась гора цветов, и Лапиков с женой раздавали всем желающим помянуть художника пластиковые стаканчики, наполненные «Абсолютом». Собаки по-прежнему таились под деревьями, готовые в любой момент пуститься наутек, если присутствующим вздумается их прогонять. Однако никто не собирался этого делать, и несколько сердобольных скорбящих даже кинули псам бутерброды, которых оказалось слишком много, чтобы их все можно было съесть.
– Мне очень жаль, – вдруг сказала Наташа, обращаясь к Регине. Та изумленно устремила на девушку заплаканные глаза, с трудом выговорив:
– П-почему?
– Из-за меня ты все потеряла! Светлогоров… Наш с Виктором план причинил тебе много неприятностей!
– Не будь дурой! – сердито воскликнула Регина, вытирая слезы. – Грех такое говорить, но мне нужно поблагодарить вас за то, что все так сложилось!
– Ты о чем?
– Да о том, дорогая, что я теперь – богатая вдова! Мы с Рудольфом не разводились, и все принадлежащее ему имущество, а также банковские вклады теперь – мои. Через полгода я вступлю в наследство…
Регина не договорила: новый приступ рыданий сотряс ее, и она снова уткнулась в носовой платок.
– Мама, не плачь! – услышала Наташа жалобный детский голосок, и девочка в черной каракулевой шубке, воротник которой поддерживал в стоячем состоянии толстый синий шарф, взяла Регину за руку. – Смотри,
