Шрифт:
Закладка:
Рохан ничего не говорил о том, что победителем станет тот, кто принесет ему предмет из шкатулки. Он объявил, что это будет человек, который скажет ему, что находится в шкатулке, и, что бы это ни было, оно гораздо более ценное, чем даже самые страшные тайны.
– Ну ладно, – сухо произнесла Кэтрин. – Балерина. Фигурка. Серебро. Вот что было в шкатулке.
– Неправильный ответ.
Рохан медленно повернулся к Джеймсону. Когда они в последний раз вот так прямо смотрели друг на друга, Рохан как раз велел ему не вставать с ринга.
Джеймсон подумал, что теперь фактотум знает его немного лучше.
– Можешь предложить мне другой ответ, Хоторн? – спросил Рохан.
– Вообще-то да, могу, – ответил Джеймсон. Он смотрел Рохану в глаза, его собственные при этом горели от пульсирующего в крови адреналина. – Тишина.
Джеймсон немного помолчал, а потом продолжил:
– Это гораздо ценнее, чем тайны. – Способность ничего не говорить, хранить эти секреты. Тишина. – А это, – Джеймсон кивнул в сторону серебряного сундучка, – не просто шкатулка. Это музыкальная шкатулка. Музыка играет, балерина поворачивается. Только здесь музыки не было. Тишина.
Губы Рохана медленно изогнулись в натянутой улыбке.
– Похоже, у нас есть победитель.
Эйфория взорвалась в Джеймсоне подобно мчащемуся поезду, разрушающему все преграды на своем пути. Краски стали ярче, его слух обострился, и он почувствовал все: каждый синяк, каждую рану, прилив адреналина, вкус морского воздуха, дыхание в легких, кровь в венах – все.
Это и было то самое «большее».
– А значит, Игра этого года завершена. – Взмахнув рукой, Рохан достал каменную метку – наполовину черную, наполовину белую и совершенно гладкую. Он протянул ее Джеймсону. Джеймсон забрал ее. Камень был холодным, словно ледышка.
«Я сделал это!»
– У тебя есть день на то, чтобы решить, на что ты хочешь ее обменять, – сказал ему Рохан.
Но Джеймсон пока мог думать лишь о том, что он сделал это сам – без фамилии Хоторн, без Старика и даже без Эйвери. Джеймсон играл по-своему – и выиграл.
Он чувствовал на себе взгляд Кэтрин. Она оценивала его, решая, каким будет ее следующий ход. «Необязательно самому быть игроком, чтобы выиграть Игру. Надо всего лишь контролировать игроков». Она собиралась предложить ему что-то – или угрожать. Возможно, и то и другое. Она уже пыталась использовать Иена против него, и кто знает, где сейчас Иен и что он делает.
Джеймсон не собирался давать Кэтрин еще двадцать четыре часа на то, чтобы спланировать свой – и его таинственного дяди Боуэна – следующий шаг.
– Мне не нужен день, – сказал он Рохану.
Проприетар «Милости дьявола» контролировал своих членов благодаря книге, в которой хранились их тайны. Могущественные тайны могущественных мужчин – и некоторых женщин, хотя их и было немного.
Джеймсон посмотрел на Зеллу. Ее губы едва заметно подрагивали в уголках. Чего бы герцогиня ни хотела от Кэтрин – или Боуэна Джонстона-Джеймсона – она, видимо, добилась этого. Она выполнила свою часть сделки, которую заключила с ними, передав последний ключ. Однако теперь герцогиня в долгу перед Джеймсоном и собиралась вернуть его в самое ближайшее время.
Джеймсон взглянул на виконта – дядя, глава семьи, к которой Джеймсон принадлежал исключительно по крови и никак больше. И все же… Джеймсону пришлось приложить усилия, чтобы отвести взгляд от этого человека. И когда он это сделал, то посмотрел на Вантидж. Он подумал о портрете бабушки по отцовской линии. Это дом ее предков, а через ее кровь и его.
Джеймсон вернул метку Рохану.
– Мне нравится это место, – сказал он ему, – только надо избавиться от этого чертова колокола.
Глава 88
Джеймсон
На этот раз, проходя через парадную дверь Вантиджа, он чувствовал себя по-другому: на своем месте. Джеймсон медленно подошел к подножию парадной лестницы и посмотрел вверх. «Теперь он мой». Джеймсон рос, имея все возможности, среди роскоши в особняке, который был намного больше этого места, но за всю его жизнь ничто никогда не принадлежало только ему.
– Он тебе идет, – крикнула Зелла где-то за его спиной.
Джеймсон не обернулся. Он едва слышал ее.
– Думай что хочешь. – Это был Рохан, тоже стоявший позади него. Кэтрин ушла.
Брэдфорд прошагал мимо остальных прямиком к Джеймсону, вперив в него пронзительный взгляд, напоминавший угрозу: «Если бы мне довелось поучаствовать в твоем воспитании, одними криками ты не отделался бы».
– Нам нужно поговорить. – Брэдфорд не стал дожидаться ответа Джеймсона и резко кивнул в сторону лестницы. Джеймсон шагнул к ступеням, а виконт обернулся и бросил предупреждающий взгляд на остальных, дабы ни у кого не возникло искушение последовать за ними. – Мне нужно поговорить с моим племянником. Наедине.
* * *
На верхней площадке парадной лестницы Джеймсон нашел окно, выходившее на сад камней. Вид из него простирался мимо скал до самого океана и надвигающегося шторма на горизонте.
– Тебе жить надоело, племянник? – в голосе Брэдфорда смешались обвинение, приказ и угроза. – Ответь мне.
Джеймсон вспомнил, как попросил дядю накричать на него позже. Что ж, сейчас, вероятно, и наступил тот самый момент.
– Нет. – Джеймсон оторвал взгляд от окна и посмотрел на хмурого, рыжеволосого, с резкими чертами лица виконта. – Мне не надоело жить.
– Но тебя это не беспокоит, – возразил Брэдфорд. – Мысль о смерти.
Сейчас виконт говорил чересчур спокойно – верный признак опасности, и Джеймсон сразу его узнал.
– Я этого не говорил. – Джеймсон вспомнил тот самый момент, когда прыгнул на колокол. Тогда он замешкался, потому что перед глазами стояла Эйвери. Джеймсон обожал быстрые автомобили и будоражащий кровь риск, он смеялся в лицо опасностям и балансировал на самом краю головокружительных обрывов.
Но ее он обожал еще больше.
– «Нельзя сказать, что меня не беспокоит мысль о смерти, – продолжил Джеймсон, – это неправда.
Уже нет. Он больше не стремился рисковать своей жизнью.
Саймон сурово нахмурился.
– В таком случае я могу заключить, что ты совершенно лишен рассудка. Возможно, в детстве ты получил серьезную черепно-мозговую травму. И даже не одну. Потому что я не могу придумать другого объяснения безрассудному, непродуманному, импульсивному поведению, свидетелем которого я только что стал.
Он испытывал странное чувство: его ругали, как ребенка. Словно он был чьим-то ребенком. Джеймсон сделал полшага вперед, безвольно опустив руки.
– Мне не нужен отец, – сказал он виконту.
Брэдфорд тоже сделал шаг вперед