вечером. Мисс Грутофф была очень смелой и объявила, что она американка и они не имеют права заходить на территорию приюта. Только они не обратили на нее никакого внимания. Когда солдаты направились к комнатам, где под кроватями прятались девочки, Кай Цзин и другие мужчины вышли вперед и сказали, что их не нужно искать. Я попыталась пойти вслед за ними.

Через несколько дней в общем зале раздался вой. Когда Гао Лин пришла ко мне с красными глазами, я велела ей замолчать и не говорить то, о чем я и так знала. Целый месяц после этого я пыталась думать о Кай Цзине так, будто он был еще жив, и потом еще какое-то время я верила в то, что он сказал: «Никакого проклятия нет». Но затем я позволила Гао Лин произнести страшные слова.

Два японских офицера допрашивали их днем и ночью, пытаясь выбить из них информацию о том, куда ушли коммунисты. На третий день они вывели Кай Цзина, Дуна и Чао вместе с тридцатью жителями деревни и выстроили их в шеренгу. Рядом встал солдат с ружьем и штыком. Японский офицер сказал, что будет задавать им один и тот же вопрос, каждому по очереди. И каждый из них качал головой, после чего падал на землю. Так они падали один за другим. Кай Цзин виделся мне то в самом начале этой шеренги, то в середине, то в самом ее конце.

Меня не было там, когда это произошло, но я это видела, и, чтобы избавиться от страшного образа, мне пришлось погрузиться глубже в воспоминания, где было спокойно и безопасно, где мы были вместе и он целовал меня и говорил: «Мы — часть божественного, и нас не изменит время».

Характер

Гао Лин говорила, что скоро японцы придут за всеми нами, поэтому мне не стоит тратить силы на самоубийство. Почему бы мне не подождать немного и не погибнуть вместе со всеми? Хотя бы будет не так одиноко.

Учитель Пань просил меня не оставлять его и не уходить в мир иной. Иначе у него не останется никого из семьи, кто мог бы утешить его в последние дни.

Мисс Грутофф сказала, что дети нуждаются во мне как в живом примере, показывающем, кем может стать девочка из приюта. И если я все разрушу, на что тогда им надеяться?

Но только слова Сестры Юй заставили меня остаться в живых и страдать. Она сказала, что Кай Цзин ушел на небо, в рай. А если я совершу грех самоубийства, мы никогда больше с ним не увидимся, Господь этого не позволит. Для меня христианский рай был чем-то вроде Америки, далекой землей, наполненной иностранцами и управляемой их законами. И там самоубийство было под запретом.

Поэтому я не умерла и стала ждать прихода японцев. Я навещала Учителя Паня и приносила ему вкусную еду. Каждый день я выходила за пределы приюта на ту часть склона холма, где было много небольших горок из камней. Там миссионеры хоронили младенцев и девочек, которые умирали в приюте. Там был и Кай Цзин. В нашей комнате я нашла несколько драконьих костей, которые он откопал за последние месяцы. Ничего особо ценного, просто останки животных. Я взяла одну и толстой иглой вырезала на ней слова, чтобы превратить ее в гадательную кость, подобную той, что дала мне Драгоценная Тетушка. Я написала: «Ты красива, мы с тобой красивы. Мы — часть божественного, и нас не изменит время». Закончив с одной, я не смогла остановиться. Эти слова я хотела хорошо запомнить и сохранить их как горькие дары памяти.

Я закопала эти кости в могилу Кай Цзина.

— Кай Цзин, — сказала я, укладывая их в землю, — ты скучаешь по мне?

И после долгого молчания я рассказывала о том, что произошло за день. Кто заболел, кто был умницей, о том, что у нас закончились лекарства и как девочкам не хватает его уроков по геологии. А однажды мне пришлось сказать ему о том, что мисс Таулер не проснулась утром и скоро она будет лежать здесь, неподалеку от него.

— Она тихо отошла к Господу, — сказала за завтраком мисс Грутофф, и казалось, она была этому рада.

Но потом она сомкнула губы, и от них вниз пролегли глубокие складки. Так мы поняли, что она глубоко опечалена. Для мисс Грутофф мисс Таулер была и матерью, и сестрой, и лучшим другом.

После смерти мисс Таулер мисс Грутофф принялась шить американские флаги. Мне кажется, она делала эти флаги по той же причине, по которой я делала гадальные кости, которые положила в могилу Кай Цзина. Она старалась сохранить память, опасаясь что-то упустить. Каждый день она пришивала полосу или звезду, красила куски ткани в красный или синий.

Она распорядилась, чтобы девочки тоже шили флаги, и вскоре над наружной стеной монастыря развевалось пятьдесят флагов. Потом их стало сто, затем двести. Если человек не знал, что в этом монастыре был приют для китайских девочек, то он мог подумать, что там, внутри, большое число американцев устроило патриотическое празднество.

Однажды холодным утром японские солдаты наконец добрались до монастыря. Когда до нас донеслись звуки выстрелов, мы все были в общем зале, на воскресном богослужении, хоть это было и не воскресенье. Мы подбежали к двери и увидели повара и его жену лежащими в грязи, лицами вниз. Рядом с ними копошились куры, подбирая зерна, высыпавшиеся из их корзин. Большой американский флаг, до этого висевший над воротами, теперь валялся на земле. Девочки начали плакать, думая, что повар с женой погибли. Но потом мы увидели, что повар немного пошевелился, чуть повернул голову набок, осторожно осматриваясь вокруг. Мисс Грутофф прошла мимо нас вперед. Наверное, мы все думали, что она прикажет японцам оставить нас в покое, потому что она была американкой. Но вместо этого она попросила всех вести себя очень тихо. После этого никто не двигался и не разговаривал. Затем мы просто смотрели, зажав рты руками, чтобы не вскрикнуть, как японские солдаты расстреливали все висевшие над монастырем флаги. Бах-бах! Бах-бах! Они делали это по очереди, критикуя друг друга, если кто-то из них промахивался. Когда все флаги были разодраны в клочья, они стали стрелять по курам, которые кудахтали, били крыльями и падали на землю. Наконец они собрали всех подстреленных птиц и ушли. Повар с женой поднялись с земли, оставшиеся в живых куры тихо квохтали, а девочки наконец