В Гамилькаре просыпается сострадание, остатки воли мечутся, как обреченная рыбка в пересыхающей луже, отчаянно-больно становится, ведь Ио — последнее, что у него есть, и в его силах остановить жертвоприношение, но он цепенеет.

Так цепенеет куколка прежде, чем дать жизнь чему-то иному. Замирают чувства, отключается разум. Боковым зрением Гамилькар наблюдает, как небо уплотняется, вспучивается, и от него вниз и в стороны бегут ветвистые трещины, змеятся по земле и заканчиваются у его ног, а оттуда, из разрыва, струится смолянистая чернота, оглаживает стопы, поднимается вверх по голеням, бедрам, животу.

Паника захлестывает Гамилькара, но он не в силах шевельнуться. Чернота достигает головы, вливается в ноздри, уши, просачивается сквозь зрачки и преобразуется. Теперь Гамилькар знает, что это — его могущество и власть. Отныне никто не сможет перечить ему!

Эра хаоса закончилась. Да здравствует эра порядка и справедливости!

Наполнившись могуществом, он улыбается, наблюдая, как зарастают разрывы на ткани реальности. Никто не сможет остановить его!

Глава 26

Генералы

Мне снова надевают на голову мешок, ведут темными коридорами… А может, не коридорами, а просто тут наступила ночь. Летел я десять часов, и день уже закончился, а в Новом Карфагене начался новый, и вечером должны выносить окончательное решение по Карталонии. А еще я чувствую что-то дрянное, нависшее гильотиной, и это никак не связано с моим положением. Что-то произошло сегодняшней ночью, и мне никак не узнать, что именно, ведь с Новым Карфагеном нет связи.

Потом меня заводят во флаер, я этого не вижу, но чувствую. Щелкают кнопки, жужжат приборы, шумно дышит пилот.

— Который час? — спрашиваю я, замирая в ожидании ответа, но карталонцы молчат. И я продолжаю: — Сегодня вечером пунийцы нанесут ядерный удар по Карталонии. По местному времени это будет утро. Полагаю, у нас осталось часов восемь. Я могу остановить процесс, но мне нужно поговорить с генералом, не откладывая беседу на утро.

И снова молчание.

— Раб заботится об имуществе своего господина, — лающим голосом говорят сбоку, предположительно с кресла штурмовика.

В детстве мне попалась потрепанная книга о животных разных частей света. В Северной Карталонии обитали койоты, так я мысленно и нарекаю говорящего, ведь с мешком на голове его характеристики не считать.

— Нет. У меня другой интерес. А именно: низвержение культа Ваала. Все иноверцы, в том числе вы, почитающие Кутерастана, мои союзники. Если вы доставите меня к генералу сразу же, а не отложите нашу встречу на утро, поверьте, он будет благодарен вам.

— Поговори мне тут! — восклицает Койот, но в его голосе сквозит сомнение.

— В Новом Карфагене раскол. Гамилькар Боэтарх планирует принести Карталонию в жертву со славу Ваала, тогда он станет наместником бога на земле, и его будет не остановить. Эйзер Гискон, почитающий отколовшуюся от культа Танит, пытается его остановить. Курирующие ваш край Барки готовы на диалог и уступки. От вас потребуется пообещать пунийцам что угодно, а потом сделать по-своему. Вот мой интерес: не позволить крови пролиться.

Щелкнув языком, Койот усмехается:

— Красиво говоришь, пуниец. Складно. Но нет вам веры.

— А это не тебе решать, — низким, грудным голосом возражает, видимо, пилот. — Генерал не просто так велел всех прибывших чужаков доставлять к нему.

— И где те чужаки? Украшают колы на потеху публике?

Говорят они на понятном языке, значит, специально для меня. А может, кто-то просто не знает родного.

— После ядерных ударов публике, поверьте, будет не до потехи, — вмешиваюсь в беседу. — Если суждено мне попасть на кол, так тому и быть, но я должен попытаться предотвратить трагедию. А дальше все равно смерть, так что особой разницы нет, будет это кол или радиация. И еще, Новый Карфаген населяет множество порабощенных народов, пунийцы — очень малая часть обитателей.

— И каков же твой интерес? — не унимается Койот. — Что тебе обещал хозяин?

— Я не пуниец, я трикстер, мой бог — Шахар. Вот мой интерес.

— Не слышал о таком, — гудит пилот. — А ты откуда знаешь о нашем Кутерастане?

— Вижу, кто кому поклоняется. Много чего вижу, боги наделили меня необычными способностями.

Пилот обращается к штурмовику, Койоту:

— Для пунийца он слишком хорошо осведомлен о нас, ты не находишь? А вдруг он не врет?

— Предлагаешь дергать генерала в пол одиннадцатого ночи? Как ты себе это представляешь? «Срочно бросайте ваши дела, мы поймали пунийца». Думаешь, он тебя поблагодарит?

— А и пох. Если чужак прав, нас ждет тяжелое время. Возможно, мы не выживем.

— Выживите, — говорю я. — Если штаб в горах подальше от зиккурата. Но будет радиоактивное заражение, многие растения погибнут, начнется голод. Пунийцы нанесут удары по стратегическим объектам, в первую очередь — по оружейным заводам и тем, что клепают технику. Несколько десятков лет, и вы, те, кто выживет, скатитесь в варварство, они придут и возьмут вас голыми руками.

— Еще одно слово, чужак, и я выбью твои зубы, чтоб заткнуть поганый рот…

— Заткнись, Кнэ, — рявкает пилот. — Он говорит правду, а тебе она не нравится, вот ты и бесишься. Но генерал потому и главный, что оценивает события объективно, а не исходя из того, нравятся они ему или нет, и я свяжусь с ним. Ответственность беру на себя.

— Приятно слышать разумного человека. Надеюсь, людей эвакуировали из зиккуратов? — спрашиваю я, очень хочется облегченно выдохнуть, но понимаю, что еще рано.

Доносится возня, и с моей головы стягивают мешок. Жадно вдыхаю насыщенный кислородом воздух, оглядываюсь. В салоне флаера три человека, похожие друг на друга: круглолицые, черноволосые и черноглазые, смуглые, только пилот сед и коротко стрижен. Штурмовик, угрожавший мне, молод и худ, он часто моргает, у него дергается глаз. Третьему члену экипажа тридцать один год, у него красные от недосыпа глаза, он устал, и в беседу не вмешивается.

— Спасибо, — обращаюсь к пилоту, он занимает свое место, переключается на ручной режим управления и отвечает:

— Территория Карталонии поделена на шесть участков. Наш подчиняется генералу Тэнксватоа, он предположил ядерные удары и перенес всю технику и военных подальше от зиккуратов и заводов, мирному населению тоже предложено эвакуироваться. Северные генералы не верят в ядерные удары, то есть сомневаются, что пунийцы на это пойдут. У них сведения, что вам не до