…Вообще-то, правильнее называть Луи-Филиппа I «королем буржуа». Хотя бы потому, что окончательно вернувшийся во Францию в 1820 году герцог Луи-Филипп Орлеанский очень правильно себя вел. В политику не лез, занимался предпринимательством и, будучи одним из богатейших людей страны, держался скромно. Прекрасный семьянин, ходит по улицам Парижа пешком с портфелем в руках. Как он стал королем? Признаем, довольно случайно.

…Cлавные традиции «уличных боев» французы не забыли. Карл Х своей ультраконсервативной политикой раздражал практически всех, и в июле 1830-го Париж вдруг покрылся баррикадами. Революция! Вот только вождя у нее не было. Пришлось искать. Так у Франции появился «король баррикад», который, по правде говоря, на баррикадах ни разу и не был.

Когда что-то получается слишком легко и просто, это часто плохо заканчивается. Как раз случай Луи-Филиппа. В начале правления он был необыкновенно популярен, с ним связывали большие надежды, а закончится все очередной революцией. Но перед нами не стоит задача оценивать причины краха Июльской монархии. Нечто чрезвычайно важное Луи-Филипп сделал, а как оценивать его поступок, зависит от того, какая легенда вам больше нравится, «золотая» или «черная».

«Король буржуа» при всех его недостатках – они, безусловно, имелись – был неглупым и проницательным человеком. Он действительно пришел к власти во многом случайно. Он знал о том, что многие французы сожалели, что на престол вступил не сын «великого Наполеона», а «всего лишь» сын Филиппа Эгалите.

Великий Генрих Гейне, в то время проживавший в Париже, писал: «За пределами Франции не имеют никакого представления о том, как еще сильно привязан к Наполеону французский народ… Наполеон – это для французов магическое слово, которое электризует и оглушает их».

Луи-Филипп-то как раз все понимал. И решил укрепить свой режим с помощью… страсти к Наполеону. Это было и хитро, и умно. Повторим, сам Луи-Филипп никогда не числился среди поклонников Наполеона, но его расчеты полностью оправдались. Постепенно возрождая культ императора, король говорил французам: «Я помню о великой славе, мы будем достойными ее». И – сработало, да еще как!

28 июля 1833 года, в третью годовщину Июльской революции, торжественно открывают Вандомскую колонну с новой статуей императора. Луи-Филипп присутствует на церемонии. Наследник «великой славы»? По крайней мере, человек, который хочет вернуть ее символы. Наполеон популярен – и король вместе с ним. Отметим несомненное достоинство Луи-Филиппа: он, особенно в начале правления, прислушивался к советам «знающих людей». Считается, что совет относительно Вандомской колонны ему дал Адольф Тьер.

Тьер – один из самых ярких политиков XIX века и, возможно, лучший историк среди политиков. Его монументальный труд «История Консульства и Империи» считается эталонным. А накануне Июльской революции Тьер был просто известным журналистом и автором популярной «Истории Французской революции».

Все, все неслучайно. Там, в его книге, герцог Шартрский (король Луи-Филипп) выглядел весьма неплохо. Может, король это запомнил? Наверняка, но доверие Луи-Филиппа Тьер завоевал по многим причинам. В том числе потому, что Тьер, будучи журналистом, прекрасно изучил общественный нерв. Путь Тьера в политике сложен, извилист, да и с Луи-Филиппом они в какой-то момент рассорятся, но считается, что в начале 30-х именно Тьер убедил короля: нужно «возвращать» Франции Наполеона, пора снова сделать его «легитимным», возвести в Пантеон национальной памяти. Это сделает легитимной и власть самого Луи-Филиппа. Не то чтобы преемственность, но что-то на нее похожее. Так король Луи-Филипп I стал возрождать культ императора Наполеона I.

Вандомская колонна в 1833-м, Триумфальная арка – в 1836-м. На арке – барельефы с изображением всех побед Наполеона и имена прославленных полководцев. В 1837-м в Версале появляется Галерея сражений. Тридцать три полотна! Некоторые – кисти Ораса Верне, ярого поклонника Наполеона.

Да что Версаль! Гейне пишет, что в каждой крестьянской хижине есть портрет, точнее, лик императора.

На небывалую высоту имя Наполеона возносят литераторы. Стендаль, Бальзак, Дюма, Гюго, Беранже… В театрах Парижа во времена Луи-Филиппа шло около девяноста пьес, посвященных Наполеону.

Еще музыка Берлиоза, необыкновенно популярные «эпинальские картинки» (деревянные гравюры) и нечто принципиально новое – «наполеоновский туризм». Места памяти! Самый популярный маршрут – «полет Орла». Поход Наполеона к Парижу в 1815-м. Предприимчивый хозяин одной из таверн вывешивает на двери табличку: «Здесь отдыхал Наполеон. Приходите и вы выпить за него». Приходят, выпивают… И Шатобриан, и Гюго. В Гренобле ворота, через которые въехал в город в марте 1815-го император, превращаются в главную городскую достопримечательность. Сейчас, правда, ворот уже нет.

Никогда больше «золотая» легенда не будет сверкать так ярко, а ведь еще не случилось самое главное.

…Тьер давно уже говорил об этом королю. Маленький человек с очень большими амбициями. Необычный, по-своему выдающийся. Хотя бы потому, что Тьер-историк очень сильно влиял на Тьера-политика. Он был не просто восторженным поклонником Наполеона, таких немало. Тьер понимал, что ключевое событие в истории Франции – Революция. Но наивысшим воплощением ее идей Тьер считал как раз правление Наполеона. За это его будут нещадно критиковать, причем историки, талант которых зачастую и близко не стоял рядом с талантами Тьера.

Но мы не будем заниматься вопросами историографии. Тьер, как его ни критикуй, человек на редкость дальновидный. И, невзирая на все его «зигзаги» в политике, с определенными принципами. Во всяком случае – по отношению к Наполеону.

Наполеон для Тьера – герой Франции номер один. Непоколебимое мнение историка. Тьер-политик – главный среди тех, кто убеждает короля в том, что возрождение культа Наполеона укрепит его собственный авторитет. Сторонников идеи много, но голос Тьера звучит громче всех. Признаем, о собственном рейтинге Тьер тоже не забывал.

Луи-Филипп колеблется… Тьер – нет. А в Палате депутатов уже свыше тридцати петиций в пользу возвращения останков императора!

1 мая 1840 года, в день национального праздника Июльской монархии, Дня святого Филиппа, король принимает в Тюильри министров и неожиданно обращается к одному из них: «Господин Тьер, я хочу сделать вам подарок в праздничный день. Вы хотели привезти во Францию останки Наполеона. Я согласен. Переговорите по этому поводу с британским правительством…»

Все, началось! Переговоры ведет посол Франсуа Гизо, вечный оппонент Тьера. Задача оказалась не очень сложной. Глава британского внешнеполитического ведомства лорд Пальмерстон посчитал, что подобная акция даже может дестабилизировать внутриполитическую ситуацию во Франции. Имел основания. Только все получилось ровно наоборот.

Франция впала в состояние патриотической эйфории! Что-то невообразимое! Кто, где, когда?

Сначала решили вопрос с «где», ведь после возвращения праха императора его должны были сразу перезахоронить. И возникла некоторая путаница со словами. Наполеон в завещании