совершенно нелепыми сравнениями. В свое время непримиримый враг Наполеона, австрийский канцлер Меттерних, призывал отказаться от «параллелей», которые наносят существенный вред истории. Нельзя рассуждать о человеке, «отделяя его от рамок, в которые он был помещен, и от совокупности обстоятельств, которые на него воздействовали».

И это Меттерних говорил именно про Наполеона. Причем «Восемнадцатое брюмера» Маркса он вряд ли читал, а до появления ленинских «За деревьями не видят леса» и «Начало бонапартизма», к счастью, не дожил. Сказал «от души», что с ним случалось крайне редко. Впрочем, начало «новой истории Наполеона» Меттерних все же застать успел…

«Люди часто несправедливы к тем, кто сделал для них много хорошего», – написал двадцатичетырехлетний принц Луи Наполеон. Его случай? Что ж, он и правда сделал немало хорошего. Однако и плохого – тоже. Как и его дядя. Только в памяти все равно остался дядя, а не племянник. В отношении Наполеона III «черная» легенда сработала на все сто процентов. По-человечески его жаль…

Кому и как остаться в истории – решают люди. Потомки, современники… Гюго обожал Наполеона I и ненавидел Наполеона III. Что с того? А вот нелюбовь Маркса к племяннику аукнулась и дяде.

Интересно, как бы отреагировал Наполеон на то, что его сравнивали… скажем, с Троцким и Пиночетом?

Глава пятая

Наполеон и республиканцы. От Тьера до де Голля

Де Голль уже ушел в отставку. И из всех своих бывших соратников он чаще всего встречался с Андре Мальро. Министром культуры в нескольких правительствах де Голля. «Присутствие рядом со мной моего гениального друга, поборника высоких предначертаний, создает у меня впечатление, что я застрахован от посредственности». Да уж, сам Мальро посредственностью точно не был. Писатель, интеллектуал. Про таких говорят – «властитель дум».

…Они любили поговорить. С чего началась та беседа, мы не знаем, но по ходу ее де Голль вдруг спросил у Мальро: «Что для вас значит император?» Мальро ответил: «Очень великий ум и очень маленькая душа». Де Голль отреагировал моментально: «Для души у него не было времени…»

Разговор продолжился. Де Голль вспомнил о другом великом деятеле, Людовике XIV. «Он оставил Францию меньшей, чем ее нашел, да… Но это как с Версалем: его надо было создать. Нельзя торговать величием».

Де Голль знал, о чем говорит. В ХХ веке он отберет у Наполеона звание «величайшего из французов». Кто-то считает – на время, многие полагают, что навсегда. Сегодня есть и немало тех, кто уверен: оба недостойны. Что ж, торговать величием, может, и нельзя, а менять представление о том, кого считать великим, очень даже можно.

…Держать в плену низвергнутого императора Наполеона III пруссакам было совершенно не нужно. После подписания мирного договора они его отпустили. «Маленький племянник большого дяди» уехал в Англию, где и скончался 9 января 1873 года. Вместе с ним умерли и «мечты об империи».

Отныне – да здравствуют республики! Так, во множественном числе. Республик будет много, и у каждой – свой Наполеон. У некоторых даже не один. Сейчас мы поймем почему.

Поразительная все же страна Франция. Постоянно опровергала все стандарты! Первым премьером Третьей республики становится Адольф Тьер. Некогда монархист и убежденный противник республиканцев. Это Франция. Здесь если кого-то подобным и удивишь, то не очень сильно.

Тьер, как мы знаем, большой поклонник Наполеона. Вернет культ императора? Не торопитесь с выводами. Это Франция.

Хотя… Именно во времена последних республик сформировалось нечто похожее на некий государственный подход к Наполеону. Его можно назвать практическим. О Наполеоне вспоминают или забывают, исходя из потребностей. Ситуация, амбиции политических лидеров… Без особых истерик. Шума иногда больше, иногда меньше. Так было, но, похоже, сейчас ситуация может и измениться. О прогнозах будет отдельный разговор. Пока вернемся в Третью республику.

Тьер… Противоречивый политик и великий историк. Вот что неслучайно! Как раз начиная с Третьей республики основные битвы «вокруг Наполеона» уже будут происходить не в литературе, а в истории. Это тоже довольно «практично». Как бы жестоко историки не воевали друг с другом, жертв на такой войне не бывает, да и, признаем честно, сводки с места боев обычно изучают лишь те, кто в них и участвует.

Еще из республиканской практики. «Юбилейный Наполеон». Со времен революции, как мы уже не раз говорили, у французов очень трепетное отношение к символам. Со знаковыми датами, связанными с именем Наполеона, все происходило так. Чем дальше – тем символичнее.

Отмечать? Не отмечать? Если отмечать – в каких масштабах? Все смешалось! Здесь и общественное мнение, и большая политика. Апогея «суета вокруг юбилеев» достигнет уже в XXI веке. В XIX и самом начале ХХ века все еще было более-менее просто.

Страшное поражение в войне 1870–1871 годов помогло французам вспомнить о великом императоре. Возрождать культ Наполеона в полном объеме было бы как-то странно, но что мешает активно использовать имя и образ?

Республика предлагает французам не Наполеона, погубившего республику, а «народного императора» и главного творца национальной славы. Для страны, охваченной реваншистским пылом, то что надо. О настоящем реванше сейчас нечего и думать, но можно хотя бы ощущать себя наследниками великих побед.

А победы-то были не только военными. Наполеон спас страну от хаоса! Образ «спасителя» создается и официальной пропагандой, и многими историками. Жан Тюлар напишет, что Наполеон превратился в «архетип спасителя». Надолго ли?

В 1903 году скончался поляк Винсент Маркевич. Ему было уже за сто, именно его считают последним ветераном Наполеоновских войн. Свидетелей эпохи больше нет. Всего год спустя вместо празднования столетия со дня основания империи Наполеона – шумная кампания в честь заключения «сердечного согласия», союза с главным врагом империи, Британией. Ради «вызовов времени» можно иногда и забывать о символах.

Потом началась Первая мировая. В этой войне французы победили, но какой ценой! В стране, как и во всей Европе, развивается мощное пацифистское движение, а для большинства ветеранов Великой войны Наполеон точно не герой.

В 1921-м – столетие со дня смерти императора. Историки, разумеется, о нем вспомнили, но власти отреагировали довольно сдержанно. Выпустили памятную медаль. Надолго – единственную. Вплоть до конца 50-х никаких медалей больше не будет.

Однако в недавно появившемся кинематографе Наполеон – герой популярный. Про знаменитый фильм Абеля Ганса в этой книге отдельная глава. Но вот что стоит добавить. Интерес к «Наполеону» Ганса подогревался не столько героем, сколько овладевшей всеми страстью к кино. Зрителям обещали что-то необыкновенное, но вытерпеть многочасовую сагу они были еще явно не готовы. Даже про Наполеона.

Вообще, 20–40-е