Шрифт:
Закладка:
Я сижу на корточках на глинобитном кане подвыпивший, ошеломленный, вялый.
Старуха грохочет и стучит своим большим грубым тазом для зерна.
Паршивый, ленивый осел лежит, развалившись под ивой в тени.
Кули обнимает, похлопывает, гладит ослика по шее.
О, проснись на минутку!
О, проснись на минутку!
Время летит, словно пуля мимо окна!
Ма Чжиюань. «Хуанлян мэн» («Пока варилась каша»)
В драме авторам стихов приходилось следовать за мелодиями исполняемых арий, однако стихотворные строки могли быть более длинными. Так, разрешалось вставлять дополнительные слоги, рифма была более свободной и более подходила для диалекта или говора, на котором написана драма. Возникшие из песен и используемые в ариях сунские цы отличаются сравнительно свободными рифмой и ритмом. Благодаря этому появились строки различной длины, что сближало их с разговорной речью, а не с книжным языком. Рифма и ритм арий стали более свободными. Чтобы показать степень нерегулярности размера, я приведу несколько отрывков из драмы «Западный флигель», в которых описывается красота главной героини пьесы Инъин:
Первой не смеет ни слова сказать — так боязлива, скромна.
Губы раскрылись, как алые вишни,
Зубы белеют, как тонкая яшма.
Раньше, чем вымолвить слово, думает долго она.
Вот еще одно описание ее красоты:
И так же в прическе ее изумруд зеленеет.
Брови достойны царских дворцов,
сходны с луной молодой!
К самым вискам
тянутся брови дугой.
Движения героини описаны так:
Только шагнет
Сердце сожмется мое,
Мягко сгибается, словно танцуя, стан ее тонкий, красивый!
Девичий стан и упругий, и стройный,
Стан удивительный гибкий и нежный,
Словно под ветром вечерним ветви у ивы.
(Перевод Л. Н. Меньшикова)
Следует отметить, что ритм, как он понимается в китайской поэзии, драме и музыке, отличается от ритма в европейской поэзии и музыке. Нет основательных причин утверждать, что традиционный пятисложный размер 2-3 нельзя использовать, например, в английских стихах. Это с успехом сделано в сунских «цы» и юаньской драме, причем достигнута большая гибкость стиха. Над этим стоит задуматься некоторым признанным английским поэтам.
Благодаря огромной популярности театр занял в жизни китайцев такое место, которое можно было бы сравнить лишь с его местом в идеальном государстве. Театр не только научил китайцев горячо любить музыку, он с помощью множества драматических персонажей завоевал сердца и воображение мужчин, женщин, стариков и детей и познакомил китайцев (более 90% из них неграмотны) с их удивительной историей, фольклорными и литературными традициями. Таким образом, любая служанка имеет более живое представление обо всем, чем я, потому что знает как свои пять пальцев, кто такие Гуань Юй, Лю Бэй, Цао Цао, Сюэ Жэньгуй, Сюэ Диншань, Ян Гуйфэй. Что же касается меня, то поскольку я в детстве получил миссионерское воспитание и меня оградили от посещения театров, все мои отрывочные знания я получил из бесстрастных исторических сочинений. Мне не было еще и 13 лет, когда я узнал о том, что трубы Иисуса Навина смели стены Иерихона. Однако лишь в 30 лет я узнал историю о том, как, оплакивая останки мужа, который умер от непосильного труда на строительстве Великой Китайской стены, Мэн Цзяннюй слезами размыла часть этого гигантского сооружения. Подобное невежество среди неграмотных китайцев встречается крайне редко.
Театр не только популяризировал историю и музыку, он в равной степени выполнял важную культурную миссию, укреплял моральные устои, учил отличать добро от зла. В самом деле, все традиционные китайские представления о морали — о верных министрах, почтительных сыновьях, храбрых воинах, преданных мужу женах, целомудренных девицах и учтивых служанках — нашли отражение в пьесах. В изображаемых персонажах зрители увидели самих себя, увидели людей, которых они любят и ненавидят; во время представления они задумались над тем, что такое мораль и совесть. Лицемерие Цао Цао, сыновняя почтительность Минь Суня, любовные чувства Вэньцзюнь, страсть Инъин, изнеженные вкусы Ян Гуйфэй, предательство Цинь Гуя, жадность и жестокость Янь Суна, хитроумные стратагемы Чжугэ Ляна, вспыльчивость Чжан Фэя, святость и праведность Муляня — все это связано с особенностями китайского менталитета, с китайской традиционной этикой, с представлениями китайцев о добре и зле.
Мы обратимся к «Истории лютни», чтобы показать, как театр влияет на общественную мораль. Это довольно типичное произведение, главной темой которого является преданность семье, и благодаря такому сюжету пьеса завоевала любовь народных масс. Незаурядность пьесы состоит вовсе не в том, что в ее рамках соблюдено единство действия в современном смысле этого слова — в драме 42 акта, а сюжет развивается на протяжении многих лет. И дело здесь не в полете фантазии (этим отличается «Пионовая беседка»), не в поэтических достоинствах (их больше в «Западном флигеле») и не в силе страсти героев (она лучше показана в «Зале долголетия»). «История лютни» сохраняет популярность благодаря тому, что воспевает красоту и чистоту супружеской любви и верности, а они всегда согревали китайскую душу.
В этой истории рассказывается, как в эпоху Хань некий талантливый ученый Цай Боцзе, поскольку родители его уже были пожилыми, отказался от политической карьеры и остался жить с ними. Он только что женился на девушке, которую звали Чжао Унян. Спектакль начинается с семейного торжества, происходящего в саду весной. В то время был издан императорский указ, созывавший всех талантливых людей страны ко двору. Местный чиновник среди прочих назвал имя Цай Боцзе, и это означало долгий путь в столицу, и не на один год. В его душе борются верность императору, сыновняя почтительность и любовь к жене. Старик отец, жертвуя собой, убеждает сына ехать сдавать экзамены, а мать изо всех сил этому противится. В конце концов, Цай Боцзе велел молодой жене заботиться о родителях, а сам вместе с лучшим другом Чжан Тайгуном отправился в путь.
Успешно сдав экзамены, Цай Боцзе получает ученую степень чжуанъюаня, но тут одна за другой возникают серьезные проблемы. У главного министра Ню есть единственная дочь, красивая и талантливая девушка, которую он любил больше всего на свете. Цай Боцзе вынуждают против его воли жениться на ней, и в их первую брачную ночь, когда вся краса мира раскрывалась перед ними, Цай Боцзе
