А вдруг её, и правда, все устраивает? Васю она с самого начала недолюбливала, Гриша со своим ухаживанием, похоже, тоже пришелся не ко двору, а тут подвернулся такой отличный повод разом избавиться от обоих надоед. Причем идеально официальным способом. Сами захотели же, да?

Черт.

Черт-черт-черт.

Они ведь не остановятся, ни за что на свете. Плевать, какая причина была той, первой, сейчас она уже не имеет смысла. Кто кого– вот в чем вопрос. И судя по тому, что вижу, силы не просто равны, а… Ну да, полный инь-ян. И никакой победы не ожидается. Её просто не может быть.

– Эй, товарищи?

Конечно, они не слышат. Сомневаюсь, что они вообще воспринимают хоть что-то за пределами своего круга. Подойти поближе? И подойду, не гордый. А за Васиной шавермой на лавочке покуда присмотрит осьминог. Хотя, уже присмотрел: из ведерка только макушка торчит.

– Товарищи?

Воздух звенит. Даже если исключительно у меня в ушах, от этого все равно не легче.

– Эй, хватит уже.

Вблизи хорошо заметно, что дрожь– не только Васино эксклюзивное приобретение.

– Все всё поняли.

Если бы это были нормальные провода, они бы уже давно потекли от такого накала. Ну, конечно, сначала изоляция поплыла бы, а уж только потом…

Они будут вот так стоять, пока держит контур. А контур будет держать, потому что спрятан там, внутри, за слоями мяса и костей, которые вибрируют все сильнее и сильнее, чтобы в какой-то момент…

Их не существует. Вот прямо сейчас. Нет их, и все. Есть две электроцепи, меряющиеся, уж не знаю, чем. Количеством емкостей, резисторов и катушек, наверное. В этом нет никакого смысла, одни только…

Нет. Так нельзя.

Они имеют право, да. Вася вообще всегда сам по себе, а Гриша получил моё высочайшее разрешение. И вмешиваться вроде бы нехорошо. Не по правилам. Даже зная, что меня тут никто судить не будет.

Они сдохнут, если не остановятся, и это их выбор. Но я ведь тоже могу выбирать, да? Я тоже имею право.

Любить. Ненавидеть. Бояться. А ещё– держаться.

И позволить, чтобы снова, в очередной раз, нелепая случайность отняла…

Ну уж нет.

– Разойдитесь. Пожалуйста.

Хоть коротыш устраивай, честное слово! Вроде того, когда дядька Славка гаечный ключ уронил точнехонько на клеммы аккумулятора. Только у меня под рукой сумки с инструментами нет и…

Ключ.

Который от всех дверей.

– А ну, брейк, кому сказано?!

Бил я не особо примериваясь. Куда достану. Главное, чтобы по светлячкам. Держась за свою палку-ковырялку обеими руками. Воткнул в самую гущу гирлянд и, кажется, успел провернуть прежде, чем…

Для левого глаза это выглядело вспышкой сверхновой. Для правого– волной от взрыва, эпицентром которого я сам, видимо, и был. Целый и невредимый. А остальных, э… разметало.

Хотелось орать, топать ногами, швыряться в стену всем, что попадется под руку, стучать по двум тупым головам кувалдой и вообще– выпустить пар. Но остановиться пришлось сразу, на первом же пункте, когда понял, что если закричу, непременно сорвусь на визг.

– Я очень…

Напугали вы меня. До смерти. Причем, добро бы, до моей, так нет же.

– Очень…

Фиг с ним, что проигнорировали просьбы и приказы, к такому я привычен. С юности, можно сказать.

– Очень…

Но есть кое-что ещё. Глубоко личное. То, о чем вспоминать не хочется, но и забыть не получается. А вы, как назло, разбередили душу.

– Я очень расстроен, товарищи.

Часть 4

– Хочешь печеньку?

– Спасибо, я сыт.

– По горло, да?

Вася у нас "мальчик наоборот": предлагаешь ему дружить, любить и вообще, сразу начинает строить из себя оскорбленную невинность, а если наваляешь по шапке, причем необязательно своими руками– становится таким покладистым, что где положишь, там и…

Не знаю, насколько сильно его потрепало, но в одиночестве я пробыл недолго: не успел толком разобраться с личными впечатлениями, а лохматая голова уже снова замаячила в поле зрения.

– Увлекся я трошки. Нашло что-то.

Извиняется он всегда одинаково. Вроде и искренне, а вроде и делает одолжение. Мол, раз тебе это нужно, так и быть, сделаю приятное. Вот только дело в том, что…

– Бывает. Понимаю.

Это не имеет значения. Уже. Или пока. Неважно. После драки кулаками не машут, как говорится. Хотя, кто мог знать? Уж точно не Вася. Я и сам, прямо скажем, не предполагал. Не допускал такой возможности и даже в кошмарных снах с ней не встречался.

– Так взгляни ж на меня хоть один только раз… Нет, правда, Лерыч, чего ты глаза все время отводишь?

Потому что смотрю и не вижу. Но это только во-первых. А во-вторых, вижу совсем не то, что хотелось бы. По крайней мере, видел. Эдак не больше, чем час назад.

По-хорошему, наверное, я должен был тогда прежде всего испугаться, а потом уже удариться в другие эмоции. Так было бы правильнее и намного безобиднее, чего уж там: намочил бы штаны, и все дела. Правду говорят: пусть лучше страдает гордость, чем..

– Обиделся?

Знать бы, обычный это процесс, закономерный и естественный, или мне опять повезло как утопленнику. Но первые тревожные звоночки прозвенели уже давно. Практически с самого начала моего вынужденного сожительства.

Я раньше, дома то есть, не любил копаться в памяти. Да и не умел, чего греха таить. Вплоть до того, что временами случались затыки: даже таблицу умножения припомнить не удавалось. А на чужбине вдруг полезли из закромов картинки всякие, одна за другой, да ещё такие яркие, будто только вчера приключились.

Чисто технически понятно, чья вся эта работа. Переводчики стараются, ага. И честно говоря, если тому, что вокруг происходит, находится аналог опять же внешних событий из моего прошлого, ладно. Пусть. На такое я согласен. Хотя бы потому, что доходчивее получается. Но вот сегодня они перегнули палку. Почти сломали.

Меньше всего на свете я хотел ещё раз переживать то, что успел испытать уже трижды. Спроси медузки моё мнение, высказался бы против. Категорически. Что угодно, только не…

– Да брось, Лерыч. Все в норме.

Вот именно. Для вас– норма. Для меня– катастрофа. Моральная.

С родителями это было, можно сказать, самым слабым ощущением. Наверное, в силу возраста не соображал ещё, что к чему. Но пустота уже чувствовалась. Словно кусок мира отрезали и выкинули на помойку. О нем можно вспоминать сколько угодно, да, но хочется-то прикоснуться, а под пальцами ничего ощутимого нет, и больше уже не будет.

Удар от смерти