— А вас как звать?

— Святая Элас Силь, сударь. Одна из работниц споткнулась и налетела на меня с вязальной спицей в руке. Проткнула мне шею, идиотка. Я залила кровью всю шерсть, и, как оказалось, подобный долг не прощают даже святым. Вот только как мне теперь его вернуть? Мне ведь запрещено работать!

— Таковы новые законы, которые ввел ваш новый король?

Эмансипор помешал подогретое вино. От запаха у него приятно кружилась голова. Откинувшись назад, он начал набивать глиняную трубку ржаволистом и дурхангом. Действия его привлекли внимание двоих святых, и Эмансипор увидел, как Элас облизнула губы.

— Такова воля Здравия, — изрек Имид Факталло, кивнув Бошелену. — Макротус сделал культ Госпожи Благости официальной — и единственно законной — религией в городе.

Эмансипор прищурился, встретившись взглядом с женщиной. Та вполне могла быть привлекательной, родись она где-нибудь в другом месте. Собственно, шрамы на шее святой вовсе не обязательно должны были быть следствием несчастного случая. Слуга положил в трубку тлеющий уголек, смутно вспомнив некую старую ведьму в своем родном городе Скорбный Минор, которая тоже придерживалась сходных идей насчет здорового образа жизни. Возможно, это поветрие распространялось подобно некоей ужасающей чуме.

— Из новых запретов можно составить целые тома, — продолжал Имид Факталло. — Перечень Того, Что Убивает растет с каждым днем, а целители лихорадочно ищут, какие бы новые пункты туда добавить.

— А все, что убивает, — подхватила Элас Силь, — запрещено. Король хочет, чтобы его народ был здоров, а так как большинство подданных не желают себя беречь, Макротус делает это за них.

— Если хочешь получить благословение Госпожи в загробной жизни, — сказал Имид Фракталло, — ты должен умереть во здравии.

— А если умрешь не здраво, — кивнула Элас, — тебя даже не похоронят. Твой труп подвесят вверх ногами на внешней стене.

— И как же мы можем вам помочь? — спросил Бошелен. — Ясно, что святости вас не лишить. И как вы сами видите, мы простые путники и с нами нет войска.

«Хотя есть войско, которое нас преследует», — подумал Эмансипор, но оставил свои мысли при себе.

Имид Факталло и Элас Силь переглянулись, а затем Имид слегка наклонился вперед.

— Сейчас не торговый сезон, но слухи все равно расходятся. Рыбацкие лодки и все такое. — Он почесал изуродованный нос. — У меня есть друг, обладающий хорошим зрением. Он наблюдал за этой дорогой с вершины Хурбанского холма, так что известие пришло заранее.

— Вы те самые, — негромко сказала Элас Силь, все так же не сводя взгляда с помешивавшего вино Эмансипора. — Двое, но всего вас трое. Половина последнего города, где вы побывали, превратилась в пепел…

— Уверяю вас, это какое-то недоразумение, — пробормотал Бошелен.

— Мы слышали другое, — фыркнул Имид Факталло.

Бошелен откашлялся и хмуро взглянул на святого, заставив того замолчать:

— Вполне логично предположить, что если вы предвидели наше спасительное появление, то же самое можно сказать и о вашем короле. Соответственно, вряд ли он встретит нас с распростертыми объятиями.

— Макротуса мало волнуют слухи из соседних городов: в конце концов, все они лишь логова разврата.

— Его советники и военачальники тоже пребывают в неведении? Что насчет его придворных магов?

— Магов больше нет. Их всех изгнали. Что же касается остальных, — пожал плечами Имид, — то Макротусу вряд ли понравилось бы, если бы они стали проявлять подобный интерес, намекающий на нездоровые желания или, по крайней мере, на опасное любопытство.

— Вино готово, — объявил Эмансипор.

Двое святых резко повернули голову, жадно уставившись на котелок.

— Нам запрещены подобные… пороки, — прошептала Элас Силь.

— Полное воздержание? — Слуга удивленно поднял брови.

— Ты что, не слышал? — рявкнул Имид. — В Диве все под запретом. Спиртное, ржаволист, дурханг, сонные порошки. И для святых, и вообще для всех.

— Никакого мяса, — добавила Элас Силь. — Только овощи, фрукты и рыба с тремя плавниками. Убивать животных жестоко, а красное мясо к тому же вредит здоровью.

— Ни тебе шлюх, ни игорных домов, — продолжил Имид. — Все это считается подозрительными развлечениями.

Что-то проворчав в ответ, Эмансипор выбил трубку о каблук и сплюнул в костер.

— Любопытно, — проговорил Бошелен. — И что же мы можем для вас сделать?

— Свергнуть короля, — ответил Имид Факталло.

— Свергнуть, то есть низложить?

— Верно.

— Низложить, то есть убрать?

— Да.

— Убрать, то есть убить?

Святые снова переглянулись, но на этот раз никто из них не ответил.

Бошелен повернулся, глядя на далекий город:

— Хотел бы предварить свое согласие следующим предостережением: у вас есть последняя возможность молча забрать ваши деньги и вернуться домой, а мы с радостью отправимся дальше, в какой-нибудь другой город. В этом мире есть вещи куда хуже, чем чрезмерно заботливый король.

— Это вам так кажется, — сказала Элас Силь.

Бошелен одарил ее любезной улыбкой.

— Все? — спросил Имид Факталло. — Больше вопросов нет?

— О, у меня множество вопросов, уважаемый сударь, — ответил Бошелен. — Но к сожалению, вы не из тех, кому следовало бы их задать. Можете идти.

Рыцарь Здравия Инветт Отврат стоял над корзиной с орущим младенцем, яростно глядя на беседующих возле колодца женщин.

— Чей это ребенок?

Одна из женщин отделилась от остальных и поспешила к нему.

— У малышки колики, о Чистейший. Увы, ничего не поделаешь.

Лицо рыцаря Здравия побагровело.

— Чушь! — бросил он. — Должно быть какое-то средство, чтобы заставить это отродье заткнуться. Ты что, не слышала самый последний запрет? Громко кричащие младенцы подлежат конфискации за нарушение благополучия граждан. Они будут отправлены в храм Госпожи, где их научат обычаям Благости, в число каковых входит обет молчания.

Несчастная мать побледнела, услышав слова Инветта. Другие женщины у колодца поспешно забирали детей и спешили прочь.

— Но, — заикаясь, проговорила она, — лекарства, которыми мы раньше пользовались, теперь незаконны…

— Лекарства незаконны? Ты с ума сошла?

— Они содержат запретные вещества. Спирт, дурханг…

— У вас, матерей, вошло в привычку осквернять кровь и душу собственных детей! — При этой мысли Инветта чуть не хватил удар. — Стоит ли удивляться, что подобные злоупотребления подлежат запрету? И ты еще смеешь называть себя любящей родительницей?

Женщина подобрала корзину:

— Я не знала! Я заберу дочь домой…

— Слишком поздно. — Он дал знак, и трое стоявших за его спиной достойных шагнули вперед. Мать не отдавала им корзину, пока один из достойных не ткнул ее в глаз. Вскрикнув, бедняжка отшатнулась и выпустила корзину, которую тут же подхватили стражники и поспешно удалились. Женщина зарыдала.