Шрифт:
Закладка:
Кожаный мешочек на поясе налился тяжестью, словно внутри лежал булыжник, а не легкий, почти невесомый порошок. Нана пристегнула его, прощаясь со Штормом. Повесила ему на пояс искушение, от которого так трудно отказаться. Внутри шелестел голос пепла. Достаточно нескольких щепотей… всего нескольких!
Выдохнув почти со стоном, Шторм отдернул руку от проклятого порошка и пополз дальше. Никакого пепла. Он и так слишком близок к бездне. И новая щепоть может стать последним ударом в спину, от которого он кубарем полетит в пропасть. Туда, откуда уже нет возврата.
Всем, кто впервые пробовал пепел, он казался даром Перворожденных, волшебным эликсиром. Пепел исцелял, забирал боль, давал силы. И Шторм тоже попал в ловушку пепла. Раненая в Дассквиле нога заживала слишком медленно, кость срослась неправильно. Даже глубина не могла полностью излечить ильха. Ему мог бы помочь Зов сильного риара, ведь не зря люди всегда стремились жить рядом с таким правителем. Изначальный Зов Перворожденных был дарован для избавления от ран. А любовь прекрасных дев, что слышат его, оказалась приятным подарком. Там, где живет сильный риар, люди здоровы и крепки, их раны заживают легко и быстро.
Но на Последнем Берегу нет такого риара. Здесь нет никакого, здесь только отверженные и проклятые, полоса леса, море и мёртвый город на склоне.
И пепел.
В те первые дни после Дассквила Шторм принял его слишком много. Бирон не сказал, откуда берется исцеляющий порошок. А когда Шторм узнал сам – было поздно. Лишь сила водного хёгга все еще удерживала ильха от перерождения. Так что теперь каждая новая щепоть – это лезвие, застывшее у горла. Может, промажет. А может, и нет. Когда искушение принять еще хоть крошку становилось невыносимым, Шторм вспоминал лица и имена тех, кто не удержался.
Не меньше десятка лиц и имен. Он вспоминал их смеющимися и живыми, не такими, какими их сделал пепел. И тем более не такими, какими они горели в очищающем пламени. Драуги сильнее любого воина, они крошат камни голыми руками и способны убивать за считанные минуты.
И никто не вернулся с той стороны, став проклятым драугом.
Никто.
Шторм коротко выдохнул, отдернул руку от мешочка на поясе и упрямо пополз дальше.
Невидимые железные клыки перемололи в труху его ногу и теперь грызли все остальное тело. Спину, плечи, шею. Даже лицо, и то дергало от каждого шага. Но Шторм лишь шипел и упрямо двигался наверх.
Перед глазами стояло одно лицо. Он хотел бы сейчас думать о Брике, ведь раньше именно забота об этом мальчике заставляла его дышать даже в самые паршивые моменты. Но сейчас он думал лишь о ней. Затуманная дева, дерзкая чужака, строптивая лильган. Драгоценность, которую он выловил в холодных водах фьордов. Единственная в мире дева, которая навсегда похитила его разум.
И Шторм вдруг понял, что терзающая боль отступает, блекнет перед огнем, что зажигает внутри чужанская дева. Мира была там, наверху, в руках его врагов.
Шторм прищурился и ускорил шаг, уже почти не чувствуя яростную, терзающую боль. Перед глазами стояло лицо чужанской девы. Мира нежная, Мира смеющаяся, Мира яростная. Такая разная, такая живая.
Хотя какая она чужанская – эта дева?
Она – его. И пусть найдется смельчак, готовый ее у него отобрать…
Клинок со звоном сошелся с клинком. Рыча по-звериному, на Шторма бросился Бергтор, с другой стороны напал Кирас. Остальные чужаки тоже развернулись, нацелившись на нового противника. Агмунд отступил под кости Вёльхона.
– Твоя смерть лишь вопрос нескольких минут, отребье, – крикнул он. – Думаешь, один справишься с моим отрядом? Ты ранен, и даже отсюда я вижу кровь на твоей рубахе. Лучшее, что ты можешь сделать – погибнуть с честью.
Я дернулась вперед, пытаясь рассмотреть Шторма за широкими спинами в черных одеждах, но видела лишь мельтешение рук и замахи мечей. Великие Перворожденные! Что с ним? Агмунд говорит о ране, да я и сама видела тот удар. Значит, Шторм принял пепел. Но смог ли тот исцелить его полностью?
– Лучшее, что я могу сделать, это остаться в живых, – вдруг прозвучал спокойный голос, и воины Агмунда покатились по полу, отброшенные сильнейшим ударом.
На миг я увидела его. Бледное лицо с заострившимися скулами, выпачканный кровью лоб, покрасневшие от боли веки. И глаза – яркие, зеленые, злые. Миг мы смотрели друг на друга, а потом ильха снова атаковали. Зал наполнили крики, стоны, ругань. Звон стали, глухие звуки ударов и запах крови. Шторм буквально прорезал себе путь в живой стене воинов. Он двигался молча, больше не отвлекаясь на презрительные подначки Агмунда. Ирган и Эйтри оказались за его спиной, прикрывая тыл и отбиваясь от тех, кто нападал сзади.
Я заставила себя оторваться от сражения и присела возле Брика. Мальчик все еще выглядел опустошенным. Клочья тумана завесой скрывали нишу, где он прятался, но Агмунду достаточно сделать лишь несколько шагов, чтобы нас найти. И меньше всего я хотела, чтобы враг снова использовал мальчишку как аргумент в этой битве. Поэтому, нервно оглянувшись, подтянула к укрытию навалившиеся в пробоину стены сухие ветки, прикрыла ими Брика.
– Сиди тут и не высовывайся, понял меня? – приказала я.
Оглянулась в отчаянии. Или надо приказать Брику спасаться? Бежать? Но что, если он попадет в руки воинов, которые заполнили могильник? Нет уж, пусть лучше прячется! Может, о нем и вовсе забудут?
– Веди себя тихо, Брик. И… не бойся, слышишь?
Мальчик не ответил.
Я выпрямилась, не зная, как еще его ободрить. Я даже не знала, понимал ли Брик, что вокруг него происходит. Выглядел он неважно. Но сделать больше я уже не могла.
Повернулась, с тревогой всматриваясь в сражение, которое обернулось бойней. Понять, кто побеждает, оказалось невозможно. Я видела лишь окровавленных людей, мечущихся в серой пелене тумана. Иногда клочья марева распадались, и в прорехах возникал Шторм. Весь в крови – не понять, своей или чужой. С застывшим, ничего не выражающим лицом. Со смертоносным мечом, которым раз за разом находил живую плоть. В одной руке Шторм держал клинок, во второй – кривой короткий нож, и бил обеими руками. Замах, удар, разворот, уклон… Нож вспорол чью-то глотку, меч отрубил кисть… нож подцепил кончик чужого рта, нарисовал багряную улыбку, меч, словно вдогонку, словно боясь отстать от верного стального друга, проделал дыру там, где у врага было сердце. Меч и нож, казалось, жили своими жизнями, соревнуясь в кровожадности за главный приз, которым должна была стать голова Агмунда. Крики боли и ярости заполнили могильник древнего хёгга.
Это было так чудовищно и так прекрасно, что на миг я ощутила дрожь восхищения.
Агмунд уже не выкрикивал приказы, лишь хмуро наблюдал за тем, как падают его воины. Один за другим, один за другим. Как неумолимо Шторм пробивается через живой щит. Я отошла от укрытия Брика, боясь своим присутствием показать его тайник. Шарахнулась в сторону, когда рядом тяжело плюхнулось чье-то тело. На лицо брызнула чужая кровь. От сладковатого, удушающего запаха кружилась голова. Дыша урывками, я подобрала зазвеневший на камнях меч, обхватила, поразившись тому, насколько он тяжелый. И скользкий. Меня замутило. Но я сжала рукоять крепче, не позволяя себе погрузиться в пучину паники. За спиной Брик. Впереди – Шторм. Я обязана быть сильной!
