– Лишь раз, подходил убедиться, а потом… Еще пару раз приходил мой брат. Названый, конечно.

– В образе Жнеца? – Кора вспомнила, что видела человека в шляпе, похожей на ту, что носят Жнецы.

– Да. Знакомый одолжил.

– Знакомый? – в мыслях всплыл образ Жнеца, который обнаружил Трумэна. – Это…

– Ага. Познакомились, когда надо было тихо провести похороны…

– Похороны Джозефа Смита, – закончила за него Кора.

Но Кристофера уже не интересовали такие детали, он подался вперед:

– Ты вспомнил себя в доме?

– Не совсем. Когда я вошел, планировка показалась мне знакомой, на лестнице стало плохо. Протез отключился. Психосоматика. Я почувствовал боль в отсутствующей ноге. Такого обычно не случалось. Что-то мелькнуло в мыслях, но я не понял что. Не успел. Огюста мучилась бессонницей, так что услышала меня и воспользовалась тем, что я потерял контроль над ситуацией. А потом Корри рассказала мне про Хантмэнов…

– И ты решил, что можешь быть Гилбертом? – Кристофер подозрительно сощурился.

– Вроде того. Я хотел проверить. Я должен был проверить. И после того как я узнал историю про Людоеда, мне начали сниться сны, похожие на воспоминания. Я не мог понять, правдивы ли они, так что… Клен, сирень… Мне нужно было узнать больше, чтобы убедиться. В крайнем случае я бы просто выиграл время, пока вы думали бы, что Аконит – Гилберт…

Кора возмущенно надулась, сложив руки на груди. Кристофер же просто вздохнул, массируя виски.

– А когда вы привели меня на могилу, я смог проверить и найти там часть своего тела. Это странно, понимать, что вот там закопана твоя нога… Н-да…

– То есть ты не знал, кто я, пока я не рассказала про Хантмэнов и наше детство? – удивилась Кора. – Но ты… Первый… Я не понимаю. Ты ведь пошел в ту кондитерскую…

– В это сложно поверить, моя богиня, но я действительно пытался избежать встречи с тобой, – Аконит покачал головой, мягко улыбаясь. Так обычно улыбался Джон. – Мне не нужно было внимание. Я зашел в первое попавшееся место…

– Ты выбрал его, потому что мы в детстве всегда туда ходили, – пробормотала Кора.

– Наверное… В любом случае я был там, а затем сбежал, спрятался. Даже перегрузил линию, чтобы получить передышку в темноте, где никто бы не увидел. И тут ты! Только тогда я решил взять ситуацию в свои руки…

– Ты меня взял в руки, – буркнула Кора. – Но ты согласился сотрудничать!

– Мне показалось это забавным, к тому же ты была на месте преступления и сказала, что у тебя есть связи в полиции. А мне нужно было знать, как продвигается расследование. До того информацию мне действительно приходилось покупать.

– А статьи? Я имею в виду… Статьи Джона Смита существовали, ты числился в штате газеты и ты… ты действительно помогал редактировать статьи. Это как объяснить?

– Полагаю, у меня талант, – довольно ухмыльнулся Аконит. – Но все началось с Джо. Он был куда лучше меня, показывал, рассказывал. Он отправил статьи в газету, его даже пригласили на собеседование, но… Он умер. Передозировка. Он так и не прожил свою жизнь. В общем, я пошел за него, и меня взяли. Правда, первое время возмущались, насколько ужасные тексты я сдаю. Но спустя сезоны стало лучше. Хотя больше мне нравится исправлять, а не писать… Я бы назвал это хобби.

– В перерывах между убийствами?

– Вроде того, да.

– Так, стоп, детишки! Давайте оставим это на потом. Ты – Гилберт, – Кристофер ткнул пальцем во вновь обретенного сына. – Что с тобой случилось? У тебя нос кривой!

– Мне его сломали. До Белой комнаты. А все раны и шрамы, которые были до Белой комнаты, остались со мной.

– Что за Белая комната? – нахмурилась Кора.

– Это связано с лабораторией? – догадался дядюшка.

– Да. Долгая история…

– А мы никуда не торопимся!

– И что именно вы хотите узнать? – вздохнул Аконит.

– Просто объясни, что с тобой случилось, где ты был все эти годы, сын?

– Ладно… С чего начать?..

* * *

Я с трудом понимаю, что было раньше. Детские воспоминания перемешаны со снами, к тому же многие из них появились гораздо позже остальных.

Но есть кое-что, что я смог бы выделить, потому что эти воспоминания появились еще до того, как я понял, кому они принадлежат.

Все началось с крови. Я помню ее и ужасную боль, которая навсегда осталась со мной. Она до сих пор иногда воскресает, вгрызается в ногу, которой давно нет. С этой болью приходил человек. Его внешность для меня стерлась, но я помню его зубы, которыми он улыбался, его рот, перепачканный жиром. Я помню его голос и то, как он говорит:

– Либо выходишь ты, пацан, либо я пойду к твоей мамаше.

Теперь я знаю, что это был Людоед, что он пришел к Хантмэнам. Теперь я знаю, что вышел к нему. Я не могу вспомнить подробностей, помню только боль и две кружки на столе. Я знаю, что одна была моей, а вторая… Вторая была ее. Я помнил рыжую девочку, которая пила из нее.

Когда мне отрубали ногу, я кричал и смотрел на эту кружку. Белую кружку с пионом на ней и золотой окантовкой. Я так хорошо помню ее в маленьких руках… Наверное, тогда меня успокаивало, что в доме только я, что там нет рыжей девочки…

Еще я помню помещение с землистым полом. Я помню запах навоза, помню мальчика постарше меня. Как-то так вышло, что мы сидели рядом и наши плечи соприкасались. И он смотрел на меня, а я на него. Он тяжело дышал. И я тоже. Мы были братьями в какой-то мере, потому что оба ощущали примерно то же. Мы потеряли много крови, и нам отрубили левые ноги. Только у того парня не было ноги совсем, а у меня до колена. Помню, как смотрел на свой обломок кости, торчащей из ноги. Потом я узнал, эта кость называется большеберцовой. Но тогда мне было, конечно, все равно. Я просто смотрел на ошметки собственного тела, пока не потерял сознание.

После еще был рот. Этот рот в мясном жире. Людоед чавкал, он торопился. И тогда пришли люди. Они ругались, кажется, что-то вроде:

– Мы так не договаривались!

– Арчи, дружище, я ведь ни разу до того не подводил вас!

– Ты должен был привести пятерых, Джоффри! А здесь двое полудохлых мальчишек без ног!

– А вы должны были прикрывать мой зад!

– Мы этим и