такие лягушки, шестилапые. Они сидели вдоль нового каньона, вылезали оттуда, залезали обратно. Время от времени одна из них подпрыгивала, ловила комара передними лапами и сжирала. Сытая, уползала в каньон, на её место вылезала новая.

Мы пошли вдоль нового каньона, и эта тропа... кончилась – начались горы.

Воздух стал холодный, пронизывающе холодный. Все шесть светил, кстати, с места не сдвинулись, светили, но не грели.

Мы ползли по горной тропе вверх, вниз, в обход. Тороп явственно виден, но от того не менее заковырист. Я всё так же... иду и молчу. Амади встал. Я подошёл ближе. Мы на перекрёстке.

– Обычно на торопах нет перекрёстков. Но иногда для некоторых открываются, дальше через три торопа – Серый город. Но перекрёсток... Мы можем повернуть и оказаться... где-то.

– Но мы же были на перекрёстке.

– Тороп-перекрёсток, короче, выбирай.

Я задумался, потом рассмеялся.

– Знаешь, что забавно, Амади?

– Что?

– Я тут... что-то решил подумать. Вся моя жизнь – как Рума, река времени, можно плыть по ней, можно воевать с ней и пытаться плыть против течения.

– Хочешь сказать, что бы ты ни делал, какие бы выборы ни совершал, ты всё одно будешь идти туда, куда течёт река времени, и что выбор – это иллюзия?

– Хм… нет, я хотел сказать, что плыть по течению – это тоже выбор.

– Вы, люди Земли, странные. Не выбирая стать человеком, вы выбираете иллюзию свободы и тут же от неё отказываетесь в пользу безответственности... иллюзии безответственности.

– Свобода – это иллюзия!

– Вы создали часы, чтобы мерить пустоту, вы создали тюрьмы, чтобы ощущать свободу. Хм... нет, свобода — это не иллюзия, свобода – это та морковка, что висит перед вами и за которой вы обязаны идти.

– Ну, мы же не ослы.

– Да, ты прав, не морковка... банан, с этим спорить не будешь?

– С этим не поспоришь, свобода – это наше устремление вернуться в состояние обезьяны.

– Это ты сказал, не я… Я скажу, что для того чтобы вернуться, нужно хотя бы сделать один шаг от...

– Ну, это типа обидно.

– Кому? О, смотри. – Амади указал на левый тороп, по которому шли... э... как их? Рептилоиды.

– Здравы будьте... путники, – сказал первый, выйдя на перекрёсток. А рептилоид, потому что зрачки вертикальные и язык раздваивается.

– Здравы будьте, путники, – ответил Амади.

– Здравы будьте, путники, – сказал я и ещё два рептилоида почти одновременно.

– Нить пути связала наши тропы в перекрёсток, – сказал первый. – Меня зовут Соат, мои спутники – Тиут и Ма.

Ма – эффектная рыжеволосая женщина – сузила зрачки до ниточки. Тиут стоял расслабленно.

– Амади и мой спутник Володимир. Крест путей – крест долгов, даю слово каждому из вас.

– Принимаю слово и даю своё, – ответил ему Соат.

Его спутники повторили за ним, и все посмотрели на меня.

– Принимаю слово и даю своё...

Соат кивнул, и все трое прошли дальше.

– Хорошо, что мы не повернули, это не наша тропа.

– То тропа, то тороп... И что за слово мы дали?

– Слово жизни – пока мы на своих тропах, мы не навредим друг другу.

– Понятно... не понятно, и? Что с тропами, торопами?

– Тороп – место, где проходит тропа. Тропа – место для тех, кто торопится. Да... софистика сплошная.

– То есть термины, понятия... не важны?

– О, тебя на спелом банане не проведёшь. Важно, но для тех, кто ходит дорогами и путями, торопами и тропами. Для тебя сейчас важно... Тот, кто встал на тропу, всегда может на неё вернуться. Пошли, следующий тороп – болото.

Комары размером с воробья. Я закрылся, завязался как мог. Где накидка свободно свисала, комары не прокусывали. Где в обтяжку... а где? Нашли пару мест. Меня окружила... стая воробьёв-комаров. От лица, завёрнутого в капюшон, я отдувал, но оставался десяток других мест. Когда тебя прокусывает комар размером с воробья – ничего приятного, а главное, есть места, не утратившие чувствительность.

Зуд, жжение, боль и... слабость. Отлетающие, раздувшиеся комары – это ещё и страшно. Какой-то неестественный, противоприродный страх. Я с трудом сдерживался, чтобы не начать убивать, их тут не больше сотни кружит, а кусает с десяток, больше не помещаются.

Отмахиваться – это была глупая идея, не помогла отогнать, зато парочка залезла под накидку и сейчас усиленно жрала. Боль была на грани... Больше бесило жжение по всему телу и зуд... До зубного скрежета. Поток тёк здесь странными сгустками в рваном ритме. Вот при разрыве потока я и шипел, жжение становилось нестерпимым, и, когда следующий тороп встретил нас дождём, я просто замер... попытался.

– Не стоит на торопах стоять, нельзя. Только на перекрёстках... Идём.

Из меня, наверное, выпили всю кровь. Боль от проколов исчезла, остались зуд и жжение, которые, видимо, и текли по... или уже вместо крови. Первое облегчение от дождя прошло. Я шёл, механически переставляя ноги.