— В меблированных комнатах фрау Марлин, — Дагмар фыркнула.

— Это не в том же здании, что и театр Смирненхоффа и Хаффенхоффа? — Шпатц сделал пометку в блокноте и поднял голову.

— Да, только не на последнем этаже, а на первом. После представлений посетителям бывает все равно, кому присунуть, а девочек Смирненхоффа на всех не хватает. Вот стареющая стерва Марлин и собрала у себя всякий сброд, готовый раздвигать ноги за еду. И с Марлин они давно дружат, уже много лет, были знакомы еще до того, как мы поженились.

— Полное имя Марлин?

— Понятия не имею, ее все знают именно так.

— Хорошо. Следующее место. Можно чуть менее очевидное. Может быть, у него есть какая-то дальняя родня, с которой он поддерживает связь...

— Мать и отец погибли во время войны. С тремя своими сестрами он не общается... Разве что Абелард Штраббе. Кузен со стороны матери. Он бюргер, его ферма недалеко от Шиферберга. Выращивает особо жирных свиней и поставляет мясо в Билегебен.

— Шиферберг? Шахтерский городок на север от Билегебена?

— Да, вроде в паре часов езды. Я там была только один раз, около года назад. И Абелард приезжал в гости к Алоису. Создалось ощущение, что они дружны, но я никогда не прислушивалась к их разговорам, они оба страстные фанаты стрелкового оружия и могли часами обсуждать затворы, стволы и прочие неинтересные вещи.

— Уже есть над чем поработать, отлично, фройляйн Дагмар, — Крамм поднял голову от стола и сделал Шпатцу знак поставить чайник. — Я не буду просить вас перечислить всех знакомых и приятелей, насколько я знаю, герр Лангерман — личность публичная и общительная, у меня может просто не хватить бумаги. Но может быть, вы вспомните кого-то особенного? Может быть, кто-то должен вашему мужу услугу или знакомство с ним кажется вам чем-то противоестественным?

Дагмар запустила пальцы в волосы и задумалась. Потом покачала головой.

— Его общительность скорее преувеличена, — она перевела взгляд на Шпатца. — За исключением его клуба, про который герр Шпатц знает, пожалуй, больше меня, он почти ни с кем не общался. То есть, общался, конечно! Деловые обеды, встречи, интервью, общественные званые ужины и приемы. Но это все очень холодные знакомства, если вы понимаете, о чем я.

— Понимаю, — кивнул Крамм. — Знаниями и наблюдениями герра Шпатца мы, разумеется, воспользуемся. Тогда вот какой вопрос... За вашей квартирой все еще следят?

— Сегодня утром громил не было. И вагена тоже. Но я не ручаюсь, что слежки нет, я не очень в этом разбираюсь.

Шпатц смотрел на Дагмар и мысленно удивлялся. Она не кривлялась, не язвила и не корчила капризную гримасу. Не пыталась как бы невзначай оголять части тела. Она была... нормальной. Умной, наблюдательной и красивой девушкой. «Кажется, герр Крамм владеет какой-то магией, которые превращают жеманных фройляйн в нормальных людей», — подумал Шпатц и посмотрел на своего начальника. Тот был такой же, как и всегда — собранный, внимательно слушал, задавал наводящие вопросы. Делал свою работу.

— Ну что ж, фройляйн Дагмар, — Крамм захлопнул папку. — У нас достаточно материала для начала расследования. Мы будем докладывать о прогрессе раз в два дня, возможно, нам придется иногда с вами связываться в неурочное время для уточнения информации. Есть какие-то часы, когда вы не готовы будете с нами разговаривать?

— Меня можно беспокоить в любое время, Шпатц знает об этом, — Дагмар подмигнула Шпатцу, тот покраснел.

— Я рад, что вы хорошие друзья, — в голосе Крамма послышался едва уловимый сарказм. — Кстати, герр Шпатц, ты хотел отвлечься от дел в городе, так что давай ты начнешь расследование с беседы с кузеном. До Шиферберга ходит поезд, купи билет и поезжай.

Шпатц почувствовал облегчение, что ему не придется лезть в осиное гнездо лаборатории Нейрата, кивнул и поднялся. Крамм выложил на стол несколько купюр, тоже встал и присел рядом с Дагмар на диван.

Шпатц накинул плащ, надел шляпу, мысленно пожелал Крамму удачи и вышел на площадь.

Раньше Шпатцу не случалось бывать внутри Билегебен-Банхоф. Он несколько раз проезжал мимо этого циклопического здания, внутри которого, кажется, без труда могли развернуться пара средних размеров люфтшиффов, и каждый раз обещал себе, что обязательно как-нибудь зайдет хотя бы просто поглазеть. И вот сейчас он стоял неподалеку от гигантской арки входа и смотрел на поток людей, стремительно втекающий в темное чрево вокзала. В Сеймсвилле железная дорога использовалась только для перевозки грузов, несколько лет назад король высочайшим указом повелел, чтобы никаких пассажирских перевозок по рельсам не будет. У его величества не задались отношения с поездами и паровозами, и он решил оградить своих подданных от стресса, так что сеймсвилльцам приходилось путешествовать по стране по старинке — на дилижансах и попутных вагенах. И никакие прошения и слезные просьбы не помогали — король уверенно считал, что делать путешествия доступными и простыми — это поощрять бродяжничество, кроме того, паровозы взрываются, а он, король, заботится о жителях королевства, и не намерен подвергать их лишней опасности. Так что чтобы прокатиться поездом на родине, Шпатцу бы пришлось воспользоваться черным рынком тайных билетов в товарные вагоны, переделанные под пассажирские, и под покровом ночи, не привлекая внимания явиться на одну из сортировочных станций, опознать того самого сотрудника, которому надо сказать пароль, и он проведет тебя к нужной точке, где нужно будет запрыгнуть в вагон тронувшегося состава, пока тот не наберет скорость. Ехать приходилось без всякого комфорта — никаких окон, оборудованных купе или удобных кресел. Так сложилось, что именно закон о неперевозке пассажиров по железной дороге выполнялся ревностно и яростно. Если проверка обнаруживала вагон с нелегитимной «начинкой», то пойманным пассажирам грозил немаленький штраф и исправительные работы, а организаторам подобного «туризма», если таковых вдруг удавалось обнаружить — много лет тюрьмы. К счастью, эта блажь Сеймсвильского самодержца распространялась только на рельсовый транспорт. К люфтшиффам король относился более, чем благосклонно.

Шпатц затушил недокуренную сигарету, еще несколько мгновений полюбовался на грандиозное здание Билегебен-Банхоф и влился в людской поток желающих воспользоваться услугами железной дороги.

Ехать предстояло около двух часов, так что Шпатц приобрел место в сидячем вагоне. Устроился в кресле возле окна в пустующем купе и раскрыл газету, которую фройляйн за кассой вручила ему вместе с билетом. Мельком просмотрел большое интервью на первой полосе,