Лев Иванович, выйдя из больницы, раздумывал, позвонить ли ему Крячко сейчас или чуть позже, его телефон слабо пискнул, приняв сообщение. «Этот абонент звонил вам три раза», – прочел Гуров и набрал номер телефона Станислава.

– Опять ты вне доступа сети! – сразу же раздался в трубке веселый голос Крячко.

– Уже в доступе, – устало ответил Лев Иванович. – Я смотрю, что-то ты веселый и бодрый. Значит, есть неплохие новости.

– Точно. Есть новости, и неплохие, – подтвердил Станислав. – Я тебя не отвлекаю? Как там, в Михайлове, с погодой?

– Нормально с погодой – морозец… И нет, не отвлекаешь, я только что из больницы вышел от матери Татьяны. Говори. – Лев Иванович дошел до машины и завел ее, чтобы прогреть двигатель.

– Она что, работает в больнице? – поинтересовался Крячко.

– Рак у нее в последней стадии. Говори уже, что там у тебя интересного.

– Если коротко – то новости такие, – начал рассказывать Крячко. – Мы нашли свидетеля, который разговаривал с нашим итальянским другом в тот несчастливый для него день убийства. Он подтвердил его алиби. Но не это самое интересное. У этого самого свидетеля Зайцева, того самого, который опознал Ди Маджио, имеется супруга, которая является старшей по дому. Так вот она, придя тем злополучным вечером домой, обнаружила супруга в хлам пьяным, а двери подвала, в котором супруг красил в этот день трубы отопления, – открытыми. Она взяла ключики и отправилась эти двери закрывать. Ну, и наткнулась на выходящего из подвала парня.

– Интересно, интересно. – Лев Иванович взял мобильник поудобней и стал садиться в нагревшуюся машину.

– Еще бы не интересно! Мы ей и фотографии для опознания показали. Ты догадываешься, на кого она показала?

– На предполагаемого Пономарева?

– Точно – на него! Мы уточнили и время, когда она его видела. Без четверти восемь! Как это тебе нравится?

– Хм. – Гуров почесал подбородок. – Получается, что наш предположительно Пономарев вошел в подъезд Вершининых… Во сколько, напомни.

– В семь часов и шесть минут, если судить по счетчику времени на видеозаписи.

– Ага. А вышел он из другого подъезда без четверти восемь. И вот теперь возникает вопрос. Если это он убил Татьяну Вершинину, то где он находился все это время? Ведь, по словам Яна, он нашел Татьяну убитой между двадцатью одной и двадцатью пятью минутами восьмого… Не в квартире же он сидел, этот Пономарев?

– А ведь все сходится, Лев Иванович! – воскликнул Крячко. – Вполне возможно, что и в квартире.

– Но если убийца был в квартире, то почему Ян его не увидел? Ведь паренек говорил, что заглядывал в поисках Татьяны во все комнаты!

– Вот ты у Пономарева об этом и узнай, – усмехнулся Крячко.

– Ты все-таки думаешь, что он и есть убийца? – спросил Лев Иванович, и у него как-то стало неприятно на душе от этого вопроса.

– Не то чтобы уверен на все сто, но все пока что складывается именно так. А что, у тебя имеются какие-то сомнения на этот счет? Есть какие-то новости, о которых я не знаю?

– Новости-то есть, но они, скорее, подтверждают наши с тобой предположения, чем опровергают их. А потому бросайте-ка вы с Дмитрием все дела, садитесь в машину и приезжайте в Михайлов. За четыре часа доедете?

– И за три с половиной управимся. Не впервой, – ответил Крячко.

– Тогда жду вас по адресу места жительства Пономарева, – сказал Гуров и отключил связь.

Он немного посидел в машине, обдумывая ситуацию, и пришел к выводу, что заезжать в гостиницу он не будет, а сразу поедет к Пономареву. Мало ли куда человек может поехать в субботу. Вдруг придется ждать или – искать, если его долго не будет.

Глава 25

Дверь в квартиру Пономаревых Льву Ивановичу открыла худенькая, рыжая и весьма симпатичная девчушка с большущими глазами, длинными светлыми ресничками и двумя весело торчащими в разные стороны тонкими косичками.

– Здравствуйте, вам кого? – вежливо спросила она.

– Здравствуй, стрекоза. Пономаревы тут живут? – решил уточнить Гуров. Девочка ему понравилась, и он в какой-то мере даже позавидовал Виктору Пономареву, что у него такая симпатичная дочка.

– Вам папу нужно? – сощурила глаза девчушка. – Вы с его работы, да?

Гуров не успел ответить, как за спиной девочки появился статный и красивый парень, шатен лет двадцати шести, в светлой футболке и светлых джинсах. Он вопросительно и серьезно уставился на Гурова, взял дочку за руку и, отодвинув ее от дверей, встал на ее место.

Лев Иванович достал свое удостоверение и, открыв его, показал парню.

– Вы Виктор Вячеславович Пономарев? – спросил Гуров.

Парень, прочитав по губам вопрос, кивнул и, бросив на удостоверение мимолетный, но цепкий взгляд, открыл дверь пошире и посторонился, пропуская Гурова в квартиру. Потом он повернулся к девочке и знаками что-то ей сказал. Девчушка надула губки, нахмурила бровки и тоже жестами стала было возражать, но потом, после недолгого препирательства, все-таки удалилась.

Пономарев, жестом указав на вешалку, предложил Гурову снять верхнюю одежду, что Лев Иванович и сделал.

– Виктор Вячеславович, вас не удивляет, почему я к вам пришел? – Гуров посмотрел в глаза Пономареву.

Тот снова прочитал вопрос по губам полковника и пожал плечами. Они вошли в гостиную, аккуратно прибранную, но по-холостяцки аскетичную. О том, что в доме живет маленькая девочка, указывали лишь несколько фотографий, изображавших Свету в разные периоды ее жизни, и пара кукол, лежащих на кресле.

Виктор подошел к журнальному столику и взял лежащий на нем большой блокнот. Он сел на диван, а Гурову жестом предложил сесть в единственное кресло, где лежали Барби и Кен. Лев Иванович взял их, повертел в руках, не зная, куда их положить, и протянул кукол Виктору. Пономарев улыбнулся и хотел положить их рядом с собой, но потом посмотрел куда-то за спину Гурова и поманил пальцем. Света подошла и взяла кукол из рук отца. Он что-то сказал ей на языке жестов, и она, с радостным видом кивнув, умчалась куда-то. Вскоре Гуров услышал, как за его спиной – по-видимому, на кухне – полилась вода и зазвякала посуда. Он невольно улыбнулся и, кивнув, сказал Виктору:

– Хозяйка растет.

Виктор что-то быстро написал в блокноте и показал написанное Льву Ивановичу. Тот прочел и ответил:

– Да, вы правы. Я пришел поговорить о Татьяне. Понимаете, Виктор, суд вернул дело об ее убийстве на доследование, и его передали нам, в центральное ведомство. Я и мои коллеги внимательно изучили все документы и материалы предыдущего дела. В этом убийстве было много неясного. Мы изучили запись с видеокамеры, установленной на подъезде дома, опросили свидетелей, которых нашли уже в ходе нашего расследования, и одна из ниточек, скажем так, привела нас к вам, Виктор Вячеславович.

Пономарев что-то опять написал на листке бумаги и протянул блокнот к Гурову. Тот прочел, неторопливо открыл папку и передал Виктору копию фотографии с видеозаписи.

– Это вы? – спросил он, пристально наблюдая за реакцией Пономарева.

Но Виктор на фото даже и не глянул и снова показал на запись в блокноте.

– Ну, хорошо, – вздохнул Лев Иванович. – Я вам расскажу все, что мы знаем на данный момент. А на данный момент мы имеем в качестве подозреваемого не мужа Татьяны, а вас, Виктор Вячеславович. Путем опроса свидетелей мы установили, что вы в день убийства встречались с Татьяной в кафе «Шоколадница», которое находится на Тверской улице, и между вами произошла ссора. Как вы думаете, узнают вас официантка и подруга Татьяны, которая стала нечаянной свидетельницей этого инцидента? – Гуров вопросительно посмотрел на Пономарева.

Тот сжал губы и опустил голову, явно обдумывая сказанное Львом Ивановичем. Потом взял блокнот и начал что-то быстро писать. Гуров ждал. Внезапно возле столика появилась Света и, застелив его чистеньким кухонным полотенцем, смущенно улыбнулась Гурову.

– Я вам сейчас чаю принесу, – сказала она. – Вам заварить зеленый?

– Завари, – ответил Лев Иванович. – Можешь прямо в кружке и заварить, по-гусарски. Знаешь такой способ?

Света кивнула и радостно ответила:

– Мы с папой только такой чай и пьем. Правда, я не знала, что он так называется – по-гусарски, – нахмурила она бровки. – А печенья у нас нет, все кончилось. Мы в магазин только после обеда пойдем и тогда купим, – пояснила она.

– Можно и без печенья, и без конфет чай пить, от сладкого только зубы портятся.