Шрифт:
Закладка:
– Что это за место? – спросила я. Толкнув дверь плечом, Джек придержал ее для меня.
– Не знаю, но, судя по всему, здесь уже давно никого не было. Надеюсь, тебя не смутит пыль и паутина.
– Ни капельки. – Я перешагнула порог. Обстановка была ожидаемо скромной: грубый деревянный стол с двумя стульями, кровать с выцветшим лоскутным одеялом, дровяная печка и стеллажи для продуктов и припасов. Сквозь два маленьких грязных окошка пробивался тусклый свет. Пахло гнилью. Но эта видавшая виды хижина предлагала нам главное – укрытие.
Джек помог мне доковылять до кровати.
– Полежи немного, – сказал он, наклонившись ко мне.
– Хочу хоть пару минут провести в вертикальном положении. Пока мне чуть легче дышится.
Он кивнул и направился к стеллажам. Оставленные на них банки, глиняные кувшины и консервы покрывала липкая паутина.
– А вдруг они вернутся? – протянула я, имея в виду хозяев домишки.
Джек уже крутил в руках большую банку.
– Разрази меня гром – я нашел кофе. – Он открыл крышку и понюхал содержимое банки. – Самый настоящий. Правда, осталось немного.
– Наверное, стоит здесь с довоенных лет.
– Или кто-то купил его на черном рынке. – Вернув банку на полку, он принялся осматривать стоящую в углу удочку и снасти. Наконец он снова повернулся ко мне: – Пойду принесу аптечку. Потом разведу огонь и вскипячу воду – оценим, что у них тут за кофе.
Я смотрела ему вслед, поражаясь, что четыре года жизни в роскоши Гранчестер-холла – с его слугами, изысканным фарфором и изумительным вином, которое всегда подавали к столу, – не шли ни в какое сравнение с гостеприимством этого Богом забытого домика. Места, где война не могла меня достать. Места, в которое меня привел бесконечно добрый мужчина, искренне желавший мне помочь. Это было дороже всех сокровищ в мире – поистине бесценно.
Джек вернулся с аптечкой и ведром воды и сполоснул медный чайник, прежде чем наполнить его и поставить на печку. Я наблюдала за ним, лежа на боку: он вышел за дверь и через мгновение вошел с охапкой дров и с грохотом бросил их на пол. Печку он растопил в два счета.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, усаживаясь за стол и открывая аптечку.
– Так же.
Порывшись в коробке, он вытащил оттуда какой-то сверток и поднес его к свету.
– Нашел мазь от ожогов. Написано: обильно распределить по пораженному участку. Может, хоть это облегчит твои страдания. – Он повернулся ко мне. – Попробуем?
– Давай.
Джек подошел и сел на край кровати.
– Мне придется приподнять твою блузку. Ты не против?
– Нет.
Он наклонился, одной рукой подцепил шелковую ткань – и в ужасе застыл.
– Боже мой, Вивиан. Что они с тобой сделали?
– Это неважно. Главное, что все позади.
– Еще как важно, – низким, дрожащим от ярости голосом пророкотал он. – Мерзавцы.
Я закрыла лицо рукой, потому что не хотела даже думать о том, через что мне довелось пройти, – и уж тем более говорить об этом. Переживать вновь болезненные воспоминания было невыносимо. Но одно Джек должен был узнать:
– Я не сломалась. Ничего им не рассказала.
– Верю. – Он отвинтил колпачок с тюбика. – Я постараюсь аккуратно. Скажи, если будет больно, – и я остановлюсь.
Я сжала в кулаке одеяло, пытаясь собраться с духом.
Джек выдавил немного мази и, едва касаясь моей обожженной кожи, принялся обрабатывать раны вдоль позвоночника и на лопатках. Первое прикосновение и правда было довольно болезненным, но затем по ожогам стала разливаться приятная прохлада.
– Все нормально.
Он мягко, нежно касался моей огрубевшей, изуродованной плоти. После этого, наложив на ожоги несколько повязок, опустил мою рубашку.
Я по-прежнему лежала на боку, прикрыв лицо рукой, мои глаза щипало от слез.
– Я могу что-нибудь для тебя сделать? – спросил он. – Помочь как-то?
– Ты и так уже много сделал, – покачала головой я. – Спасибо тебе за то, что забрал нас. Я никогда этого не забуду, Джек. Я обязана тебе всем. Тебе, Арману и Гансу.
– Кто такой Ганс?
Некоторое время я молча смотрела на него, хлопая глазами:
– Просто человек. Помог нам.
Джек знал, что задавать вопросы об агентах на местах было небезопасно, поэтому он кивнул и встал приготовить кофе.
– Тебе нужно избавиться от куртки, – сказала я, принимая у Джека горячую чашку. – На случай, если сюда нагрянут немцы. Закопай ее где-нибудь. И летный костюм… От него тоже нужно освободиться. То, что у тебя под ним, попробуй немного испачкать – чтобы одежда выглядела потрепанной. Конечно, пуговицы и покрой выдадут тебя с головой, но простой солдат может этого и не заметить.
Некоторое время спустя, несмотря на чашку крепкого кофе, я провалилась в глубокий сон. И снова увидела Людвига – в этом его новом нацистском обмундировании с впечатляющим блестящим железным крестом и прочими знаками отличия. Мы были в Лондоне, на Крейвен-стрит, в саду – рядом с бомбоубежищем, – и мы вскапывали землю.
Мы… что-то сажали? Картофель?..
Решили, наверное, превратить сад в огород. Казалось, никто и слыхом не слыхивал ни про какую войну. Из окна второго этажа высунулась соседка – и весело помахала нам рукой. Мы поприветствовали ее в ответ – а потом Людвиг воткнул в землю лопату, надавив на нее ногой в черном блестящем сапоге. Он копал очень глубокую яму. Через мгновение я уже бежала за ним по улице в сторону Темзы – мчалась так быстро, как только могла. Он исчез за углом кинотеатра – не сумев найти его, я в панике кинулась к станции метро. Я так боялась, что он бросил меня. Искала его повсюду – но он словно испарился. Казалось, никому не было дела до моих страданий. Жизнь продолжалась – будто войны никогда и не было. Лондонцы гуляли, разговаривали и смеялись под летним солнцем – лишь я, потеряв Людвига, чувствовала себя так, будто меня ударили под дых. Куда он делся? И почему это никого не волновало? Почему все выглядели такими счастливыми? Это было неправильно. Несправедливо.
– Вивиан, проснись. – Джек легонько встряхнул меня. – Это просто плохой сон.
Я резко села, поморщившись от пронзившей плечо боли. Джек снова сидел на краю кровати, его взгляд был полон искреннего беспокойства.
С облегчением выдохнув, я опустилась обратно на кровать.
Мягким, успокаивающим движением он отвел
