Артём попытался сорвать её, но узел был затянут слишком крепко. И тогда парень вытащил из-за пояса нож, с которым по давней привычке не расставался – только перед входом на массовые мероприятия, где придирчиво обыскивали участников полицейские у рамок-металлоискателей, его приходилось прятать в ботинок – и два склизких обрывка медленно упали на каменный пол.

Артём зло наступил рифлёной подошвой на кусок белого атласа и двинулся по переходу на «Театральную».

…На рынке царила предновогодняя суета. Большинство палаток и тридцать первого декабря работали допоздна, чтобы все, кто не успел запастись продуктами к праздничному столу, несли свои денежки торговцам хотя бы в последний вечер.

В павильоне у Махмуда ярко горел свет.

Валерке выпало дежурить именно в эти сутки, открывать и закрывать ворота для автотранспорта, и Новый год он планировал встретить в будке, вдвоём с напарником, с заранее припасённой бутылкой водки – уж в эту-то ночь хозяин не будет наказывать за пьянство на рабочем месте, да и сам хозяин уедет с какой-нибудь очередной девицей отмечать праздник.

И всё-таки было, конечно, обидно оказаться сегодня в смене, когда все спешат к семьям, а его Лиза будет сидеть за новогодним столом без него. Ну да куда ж деться…

Возле павильона разворачивался автомобиль хозяина, и из-под его колёс летели снежные брызги.

По рынку без особой цели шёл Артём.

Из павильона вышли двое охранников. Один из них поддерживал под руку явно обкуренную девчонку. Она с трудом передвигала ноги и всё-таки поскользнулась, но державший не дал ей упасть. Второй охранник распахнул дверцу автомобиля.

Пустые, затуманенные наркотиком глаза девицы смотрели в упор на Артёма, но он даже не узнал её в первый момент.

А когда узнал – автомобиль уже тронулся с места.

– Светка! – крикнул Артём.

Схватив рукой ком снега, он швырнул его машине вслед. Ком рассыпался, ударившись в заднее стекло. За выехавшим автомобилем закрывал створку ворот Валера. Артём почти налетел на него.

– Валерка! – крикнул он. – Там Светка, слышишь? Из нашего дома. Она под клофелином. Они нашу Светку увезли, слышишь?

– Ну что ты шумишь, – ответил товарищ, обтирая пот с лица рукавицей. – Ну повезли очередную шалаву, в первый раз как будто. Не знаешь, что ли?

– Светка не шалава, – возразил, переводя дыхание, Артём, – она девушка моего друга, я её знаю, она нормальная девчонка.

– Нормальные девчонки пить в павильон к Махмуду не ходят, – ответил Валера, и крыть Артёму было нечем. – Никто её туда за уши не тянул. Сама пошла. Я видел.

– И что же ты?

– А что я? Я что, обязан останавливать каждую б…, которой захотелось развлечений?

Артём закусил губу.

– Да ничего ей не сделается, – добавил Валера, – через сутки будет как новенькая.

– Я вообще не понимаю, как ты можешь тут работать! – возмутился Артём.

– Тебе легко говорить! – разозлился приятель. – Ты сам по себе, гуляю как хочу, а у меня семья, и двоих детей кормить надо. Думаешь, легко работу найти? Да и уйду я отсюда – ну будет другой мужик двери открывать-закрывать, что, от этого Махмуд шалав к себе возить перестанет? Тоже мне…

Он не окончил фразу. Снаружи уже сигналила грузовая «Газель» с товаром, и Валера привычными движениями принялся открывать створку ворот.

«Что же я Женьке скажу? – думал Артём. – Он же через неделю выходит. Что я скажу Женьке?»

Глава двенадцатая

Леся Усольцева неторопливо и расслабленно курила в постели.

Борис вышел на кухню и там варил для неё кофе.

Леся слегка потянулась и посмотрела в окно, не поднимаясь с кровати. На улице кружились ленивые снежинки.

Стояли долгие новогодние праздники. Алексей Усольцев уехал в Литву на семинар по методикам протеста, который проводил для российских активистов какой-то очередной западный фонд.

Калныньш оставался в Москве. Необходимости в его присутствии в Прибалтике не было, а самого его на родину предков не тянуло. Леся была ему не нужна до конца январских праздников, и она могла развлекаться как угодно и с кем угодно, в том числе и с Даниленковым, который, как это ни смешно, воспринял это мимолётное приключение всерьёз…

Вошёл Борис с чашкой ароматного кофе, поставил его на тумбочку.

– Я здесь, Лесенька, – преданно сказал он, присаживаясь на край кровати и нежно беря в свою ладонь её ухоженные пальцы.

Леся благосклонно прикрыла веки в знак согласия.

«Теперь я им как хочу, так и верчу», – подумала она про себя, полуприкрыв глаза с длинными накрашенными ресницами.

В квартире пахло жареными кофейными зёрнами и сладким крюшоном, тягучей карамелью и терпкой мятой.

В эти дни никто не работал, кроме экстренных служб. Не работал и Артём, и время тянулось для него невыносимо долго, и он уже ждал начала рабочей недели. Никого Артёму не хотелось видеть, ни с кем не хотелось общаться. Пожалуй, единственным человек, кого он был бы рад увидеть, была Надя, но Наде он был нужен не более, чем обычно.

Надя шла на улицу гулять с сыном.

Она осторожно спускала коляску по обледенелым ступеням вниз.

Навстречу ей, прицокивая каблучками, поднималась новая постоянная любовница владельца рынка. На ней была короткая модная шубка, в ушах блестели огромные аляповатые золотые серьги с крупными тёмно-красными камнями, безымянный палец украшал перстень с таким же камнем, и весь её внешний облик за пять-шесть дней изменился настолько, что в ней с большим трудом можно было узнать былую соседку Светку.

– Привет, – улыбнулась Надя.

Светка смерила её презрительным взглядом и не удостоила ответом.