— Хьюитт, с тобой все в порядке?

— Да, Хаф. — Хьюитт успел отскочить в недосягаемое для колокола место.

— Ну слава Богу. Со мной вроде тоже.

Хаф хотел подняться и вдруг понял, что не может этого сделать. Правая нога не слушалась. Он глянул на нее и глазам своим не поверил, потому что боли-то никакой не чувствовал. Его голень торчала почти под прямым углом, а под ней быстро натекала лужа крови. Хаф со стоном откинулся назад. И как по команде ударила боль. Она накатывала волнами снизу, прокатывалась через все тело, бушевала и обрушивалась на него с бешеной силой.

— Иди, иди… за Витусом, — проскрипел кузнец.

Но Хьюитт, надежный из надежных, уже умчался.

— Прежде чем вправлять кость, надо остановить кровотечение, — заключил Витус.

Он проследовал к горну и сунул выкованный Хафом шпатель глубоко в пылающие угли. Потом снова повернулся к пострадавшему:

— Как боль, Хаф, отступает?

Тот слабо кивнул. Он лежал на скамье, под головой скатка из его кожаного фартука. Вокруг него царила суета.

Магистр, который затягивал бедро Хафа кожаным ремнем, заметил:

— С полгаллона лучшего испанского бренди любой уже ничего не чувствовал бы.

— Хорошо бы, — вздохнула Феба, стоявшая на коленях у изголовья кузнеца. — Хорошо бы так. Не хочу, чтоб он еще страдал. — Она отирала Хафу пот со лба полотняным лоскутом, выжимала его, снова окунала в миску, услужливо подставленную Энано. — Вот, видишь, опять прохладный платок, а? Сейчас положу тебе на лоб, и все будет хорошо. Так, та-ак, хорошо?

Хаф закрыл глаза, Феба приняла это за согласие.

— Уи, Хаф, — ободряюще пропищал Коротышка. — Сцепи кусалки, скоро снова будешь жихтарить, клянусь Пресвятой Девой.

— Время. Пора оперировать, — коротко бросил Витус и повернулся к Хьюитту, который выдалбливал углубление в большом полене для шины. — У тебя готово?

— Сейчас, еще чуть-чуть.

— Хорошо. Как только приступлю, все должно быть под рукой. — Витус осмотрел освобожденную от штанины голень. Из места перелома все еще сочилась кровь. — Перелом, слава Богу, вроде бы чистый, хоть и открытый. Большая и малая берцовые кости сломались ровно, без осколков. Хуже, что задета артерия, к счастью, не главная. И все-таки кровотечение надо остановить. Магистр и Энано, подержите-ка Хафа так крепко, как можете.

Без долгих слов Витус сделал надрез скальпелем, расширив рану, раздвинул кожу, подкожный слой и мускулатуру — и вот он, кровоточащий сосуд.

— Жаль, что у меня нет раневого крючка, но уж что есть, то есть.

Витус, не останавливаясь, работал дальше. Большим и указательным пальцами еще дальше раздвинул края раны… Хаф дышал глубоко и прерывисто. Его могучие руки вцепились в края скамьи. Чуть погодя Витус пробормотал:

— Я оказался прав, это не главная артерия. — Он отложил скальпель и приподнял сломанную ногу. — Ну вот, кровь почти остановилась. Магистр, держи его ногу в таком положении. Дощечки готовы? — Это уже Хьюитту.

— Да, Витус.

— Неси сюда. Только вначале вынь шпатель из горна. Он должен быть раскален докрасна.

Получив скальпель, Витус снова раздвинул края раны и раскаленным инструментом несколько раз прижег кровоточащий сосуд. Зашипело. Пошел запах паленого мяса. Хаф застонал и дернулся. Магистр не смог удержать сломанную конечность, и она упала на скамью.

— Ай! — Маленький ученый был полон раскаяния.

— Ничего, — успокоил его Витус. — Главное дело сделано.

И правда, рана больше не кровоточила, даже когда Магистр развязал жгут на бедре Хафа.

— Накладываем шину, — командовал Витус.

С помощью Магистра он соединил кости в правильном положении. Они вытягивали и налегали до тех пор, пока не добились нужного результата. Маленький ученый прокряхтел:

— Витус, помнишь, как мы проделывали такую же процедуру на борту «Каргада де Эсперанса»?

— Конечно, помню. С ногой Клааса. Слава Богу, что на этот перелом нетрудно накладывать шину.

— Тогда мы смогли это сделать только с помощью талей.

— Ага. А теперь возьми ленты полотна и забинтуй ногу. — Пока Магистр выполнял поручение, Витус говорил Хафу: — К несчастью, у меня нет хорошей мази, которая предотвращает гангрену и способствует заживлению. Но, по крайней мере, выкованный тобой шпатель сослужил добрую службу. Хорошо прижженная рана редко гноится и приводит к осложнениям.

Хаф вяло кивнул. Было впечатление, что он вообще с трудом осознает, что с ним проделывают. Феба, которая по-прежнему стояла на коленях у его изголовья, неустанно накладывала на лоб свежие прохладные компрессы и тихо говорила с раненым. Витус глянул на повязку Магистра, как всегда, безупречную, невзирая на недостаток перевязочного материала, и удовлетворенно кивнул:

— Хорошая работа, сорняк!

Магистр улыбнулся:

— Не надеялся еще раз пережить день, когда ты меня похвалишь coram publico[38].

— Теперь шины. Наложим их по длине вокруг всей голени и снова зафиксируем повязкой. Тугой, но не слишком. Хорошо, что у нас не одна шина.

Чуть погодя, когда и это было сделано, все вздохнули с облегчением. Хаф спал.

— Отнесем его в спальню, — решил Витус. — Давайте-ка прямо на скамье.

Хаф лежал на своей широкой кровати, сжав кулаки и втягивая воздух через зубы.

— Болит, Хаф? — Феба была сама заботливость. — Мы с Томом с тобой. — Она опустила лоскут в миску, отжала и снова наложила ему на лоб.

Уже три дня и три ночи она не отходила от кузнеца, а когда ее пытались уложить соснуть хотя бы часок, давала решительную отповедь:

— Хафу нужно, чтобы я была здесь. Я и Том, понимаешь? Ему это нужно.

Витус подошел к кровати:

— Как дела, Хаф? Сильно болит? Я мало что могу предпринять против боли, разве что назначать тебе алкоголь, но его обезболивающий эффект постепенно будет ослабевать.

Да, алкоголь был единственным анальгетиком у Витуса на вооружении. Они с Магистром и Энано сделали несколько вылазок в лес, чтобы найти нечто сходное с Cannabis, Papaver somniferum, Hyoscyamus niger или Calla palustris, но тщетно. Ничего похожего, даже отдаленно. Под конец Магистр вздохнул:

— Все глаза проглядел, но ничего не вижу. И не только потому, что близорук, — просто здесь не произрастают ни конопля, ни опийный мак, ни белена, ни белокрыльник. Естественно, в этой местности есть какие-то травы с подобным действием, но мы их не знаем. Наверное, они известны только индейцам. Пойдем-ка обедать.

В размышления Витуса вплелись слова Хафа:

— Адски чешется, Витус! Черт, еще никогда не испытывал такого, как в этой проклятой ноге!

Витус вернулся к действительности.

— Что ты сказал, Хаф? То есть на смену боли пришел зуд?

— Можно и так сказать, если хочешь. — Хаф снова застонал. —