Затрещал телефон. Сняв трубку, Алексей Семенович привычно назвался и ответил, подавляя раздражение:

— Пока ничем порадовать не могу. Работаем, — сделав знак Купцову, чтобы он задержался, продолжил: — Нет… Я все прекрасно понимаю. Но поймите и вы. В стране каждые полчаса совершается умышленное убийство, а мы работаем все в том же составе. Нет, я называю среднестатистические данные, а не конкретно по городу. Я доложу, как только появятся обнадеживающие результаты. — Положив трубку, он повернулся к Ивану: — Слыхал? Звонят с самых верхов, погоняют. Как будто я не понимаю: время идет — результатов нет.

Вернувшись в свой кабинет, Иван открыл фрамугу, сел за стол и, с удовольствием закурив, открыл блокнот. Перелистывая странички, Купцов размышлял, не заметив, что от конкретной ситуации мысли перескочили на проблему преступности вообще. Усилилось в людях негативное отношение к социальным институтам, государственным организациям, включая милицию, возросла агрессивность, при которой даже временные трудности толкают на противоправные действия. Но разве этот синдром возник только сейчас, разве он не зрел подспудно долгие годы? Еще не в столь давние времена большинство социальных болезней предпочитали лечить, как неопытные терапевты: то лекарством от глистов, то — от приступов грудной жабы, робко надеясь, что наконец найдено радикальное средство и больному полегчает. Но ничего не получалось, поскольку не поставлен правильный диагноз.

Конечно, справедливости ради стоит сказать, что проблемы преступности и борьбы с ней начали замалчивать значительно раньше, чем в период застоя. О существовании преступных профессий было не принято писать и говорить еще в конце двадцатых годов. Тогда же ученым было приказано прекратить изучение профессионального преступного мира «в виду отсутствия такового».

Однако Купцов прекрасно знал, что если в двадцатые годы насчитывалось около сотни преступных профессий, то сейчас их уже несколько сот, причем, на отечественной ниве взросли такие профессионалы уголовного мира, которых не знала царская Россия и не ведает известный своей разнузданной преступностью капиталистический мир! Итак, что мы имеем в профессиональном преступном мире? Мошенники, карточные шуллеры, карманные воры — все, как один, профессионалы. Причем, каждая из этих специальностей имеет массу «подвидов» или «узких специализаций» по изъятию денег у частных лиц и государства. Например, среди карманников есть «ширмачи», крадущие только под прикрытием, «щипачи» — вытягивающие добычу пальцами, «хирурги» — действующие пинцетами, и множество других. Но искать среди них «драконов», видимо, не имеет смысла — не та публика, не станут они связываться с вооруженными нападениями и «мокрыми» делами.

Тогда подумаем о процветающих ныне карточных шулерах. К примеру, «катранщики», содержащие законспирированные игорные дома и притоны. Сами они вряд ли решатся на такое, а вот их охранники, так называемые «жуки», вполне могут по указке пойти на ограбление дельцов теневой экономики. Кстати, не забыть бы про ростовщиков и перекупщиков долгов — там тоже существует своя система охраны и выбивания денег из клиентов. Ну а такую разновидность шулеров и мошенников, как «гусары» и «покрыщики», можно пока отставить. Не их профиль.

Не стоит забывать о грабителях и разбойниках — каждый третий из них тоже профессионал. Жаль, что никто из потерпевших не может дать примет преступников, рассказать об их поведении, жаргоне, татуировках. Преступный жаргон мог бы дать крепкую ниточку в поиске, как и татуировки. Если, к примеру, у кого-либо из напавших на квартиру Лушина была «вышита» восьмиконечная звезда, то это профессиональный вор; если вытатуировано сердце, пронзенное кинжалом, — вор в законе; паук в паутине означает наркомана, а жук-долгоносик — карманного вора. Татуировки многообразны и несут смысловую нагрузку, позволяя уголовникам узнавать друг друга и оценивать положение в преступном мире. Причем, присвоение чужих татуировок не поощряется и даже наказывается. Но сведений о татуировках нет.

Так, за поддельный ордер на обыск он уже уцепился. Хотя что там фальшивка, если делают документы на право владения автомобилем, вырезают практически любые печати. Расширилась сфера применения технических приспособлений, способных сделать честь многим современным предприятиям, — преступниками изобретены и применяются портативные газосварочные аппараты; домкраты, развивающие усилия в десятки тонн и помещающиеся в портфелях; бесшумные, скоростные электродрели со сменными насадками и многое другое.

Итак, отмечаем: надо проверить, не связан ли Лушин с какой-нибудь профессиональной проституткой, контролируемой дельцами подпольного бизнеса, не имел ли долгов, которые могли перекупить, не увлекался ли картишками?

Когда только успеть проверить версии — сутки не резиновые, начинает наваливаться усталость, а даже маленького успеха пока не удается достичь…

* * *

Собрались у Олега Кислова, родители которого жили на даче. Аркадий пришел, когда все уже были в сборе. Лысоватый Витек занимался маникюром, Анашкин курил, сидя в продавленном кресле, а хозяин нервно ходил из угла в угол, явно не зная, куда девать руки: он то потирал их, то складывал за спиной.

«Задергался, — взглянув на него, сразу определил Аркадий. — Давить на них надо, убеждать, что все нормально и останавливаться на половине пути глупо и опасно».

— Привет, — поздоровался Аркадий и присел напротив Вороны. — В тот день суетно было и недосуг, а сегодня я вспомнил, — повернулся он к Гришке, — ты вроде успел хапнуть у Лушина бумажник и коробку?

— Шкатулку, — расхаживая из угла в угол, уточнил Олег.

— Какая разница? — зло оборвал его Аркадий. — Где она?

Ворона прищурил глаза и сделал вид оскорбленной невинности. После того, как разбежались в разные стороны, он первым делом поглядел на добычу — из бумажника удалось выгрести больше трех тысяч разными купюрами, а всякие записочки, визитные карточки и прочую дребедень Гришка порвал и спустил в унитаз. Про деньги он смолчал, решив, если спросят, отдать не больше тысячи, а остальное припрятал. В шкатулке нашлись золотые вещички, часы какой-то иностранной марки на массивном браслете, бусы из жемчуга. Все это, с точки зрения Вороны, не стоило внимания — реально ценны только деньги. Поэтому Анашкин за шкатулку не держался, но для вида огрызнулся:

— Сам бы брал, а то только спрашивать: где?

— Давай сюда! — приказал Лыков. Ворона нехотя поднялся и пошел в смежную комнату. Вынес шкатулку и пачку денег, бросив их на колени Аркадия:

— На!

Тот первым делом пересчитал сотенные бумажки. Наблюдая как быстро и ловко работают его пальцы, Ворона пожалел, что не отначил еще хотя бы сотню-другую — кто бы его проверил? Тем более, открыли дурачки стрельбу, и было им не до чего, кроме собственного спасения. Сначала он тоже испугался, а потом успокоился — никто не приходит, не