Почему ненависти к бывшим соратникам и попутчикам в ней отдано куда больше места, чем поиску союзников, а главный союзник в борьбе за «прекрасную Россию будущего» даже не упомянут? Заключенный обращается с посланием ко всему обществу, чтобы об этой его речи, да и о нем самом, говорили как можно больше и как можно более предметно. Ведь история не просто идет своим чередом, но явно идет к какой-то развязке. И обращение Алексея Навального к русскому обществу может оказаться последним. Об этом следует помнить каждую минуту: мы твердо знаем, что Алексея Навального уже пыталась убить, и даже не один раз, та самая банда, которая приговорила его к двадцатилетнему заключению. Слова Навального – это важное высказывание политика на руинах политики. Правда, здесь есть дополнительная трудность. Высказывания Навального, находящегося в строгой изоляции, его команда либо подвергает редактуре, либо даже и просто создает на свой страх и риск, заручившись, так сказать, генеральной доверенностью. В принципе, в такой политической работе группы спичрайтеров нет ничего зазорного, если они развивают общую мысль, общую идею послания данного политика. Другое дело, когда посторонние редакционные вкрапления или изъятия вступают в конфликт с заявленной общей политической задачей. Вот и послание Навального, как увидели его сторонники и благожелательные критики, содержит такие имена и конструкции, само присутствие которых в одном политическом заявлении делает это заявление в высшей степени противоречивым. До такой степени противоречивым, что заставляет некоторых сомневаться в подлинности документа в целом. Первое противоречие – персонального толка. Навальный пишет, что прочитал в тюрьме книгу известного израильского политика, сидевшего в СССР в тюрьме за желание эмигрировать в Израиль, – Натана (в советском быту – Анатолия) Щаранского. «Смотрите. Сижу я в своем ШИЗО и читаю книгу Натана Щаранского «Не убоюсь зла» (рекомендую). Щаранский отсидел в СССР девять лет, в 1986 году его обменяли. Он уехал в Израиль, создал партию, добился огромных успехов, в том числе стал министром иностранных дел страны. В общем, крутой он. Провел, кстати, в карцерах и ШИЗО 400 дней. И я реально не представляю, как он выжил. Так вот, Щаранский описывает арест и следствие. 1977 год. Мне тогда был один год. Книга вышла в СССР в 1991-м. Мне тогда было 15 лет. А сейчас мне 47, и, читая его книгу, я иногда трясу головой, чтобы избавиться от ощущения, что я читаю свое личное дело. Например: здание ШИЗО/ПКТ — отдельный барак за колючей проволокой. Максимальный срок в ШИЗО — 15 суток. И я не удивился, когда после нескольких «пятнашек» подряд меня как злостного нарушителя перевели в ПКТ на полгода. Один в один. В предисловии (напоминаю, это 91-й год) Щаранский пишет, что именно в тюрьмах сохранился вирус свободомыслия, и он надеется, что КГБ не найдет «противоядие против этого вируса». Собственный опыт Навального показал, что противоядия от «вируса свободомыслия» и искать не пришлось, потому что «вирус свободомыслия» умер своей смертью. К власти в РФ пришли не бывшие политзаключенные-носители этого вируса, а их бывшие надзиратели, приведенные Борисом Ельциным, членами его семьи и олигархами. В письме Навального упоминаются, в частности, Владимир Гусинский, приведший в свою компанию генерала КГБ Филиппа Бобкова, и Михаил Ходорковский, поторопившийся поддержать мятеж Пригожина – тоже бывшего зэка, но из числа социально-близких чекистам уголовников. Осмысливая свой политический опыт на фоне книги о девятилетней пыточной отсидке Щаранского (1977-1986, освобожден до отбытия 13-летнего срока по приговору), Навальный, приговоренный к двадцати, называет свое письмо исповедью и обращается уже к речевому опыту своего поколения: «Старожилы интернета помнят мем: люто, бешено ненавижу».  Воспоминание об этом меме, восходящем к активному в девяностые и нулевые годы интернет-деятелю Мицголу (он же С.Ю.Соколов), объясняет настроение самого Навального, прошедшего путь от русского национализма к нынешнему политическому тупику. То, что в 1990-е годы звучало только иронически, сегодня, из камеры, звучит со смертельной серьезностью. Другой известный мем Мицгола – «забанить и забыть» – это как раз то, что подхватывают редакторы «исповеди» и исполнители нынешней политической воли Навального. Кого же ненавидит Навальный?  Нет, «не ментов-беспредельщиков-воров из колонии. И не ФСБшников, что ими командуют. И даже, вы удивитесь, не Путина. Ненавижу я в такие моменты тех, кого любил. За кого был горой, из-за кого спорил до хрипоты. И себя ненавижу за то, что их когда-то любил».  Что делать с теми, кого «люто, бешено ненавидишь»? «Забанить и забыть». Среди «забаненных» – и те, кто совсем недавно одновременно шел рядом с Путиным и был собеседником и даже соратником Навального, и те, кто попался под руку из-за совсем свежих разногласий с руководством ФБК, находящимся в эмиграции. Иначе говоря, показав двумя-тремя широкими мазками тридцатилетнюю российскую политическую ретроспективу такой, какой он ее видит, Навальный внезапно вместо ответа на вопрос о политической перспективе расписывается в тотальном пессимизме и потребности повторить, если угодно, путь Мицгола. Ничего менее правдоподобного, чем подборка цитат из Максима Каца или Кирилла Мартынова, которому заодно приписали и чужую политическую биографию, за то, что те позволили себе подвергнуть критике зарубежное представительство ФБК, в политической «исповеди» человека, сидящего по незаконному приговору в тюрьме, и представить себе невозможно. В сущности, ядро текста Навального – это выражение разочарования не столько в политической эмиграции, сколько в осмысленности собственной жертвы. Сотрудники ФБК, опубликовавшие текст Навального, кажется, просто не поняли попавшего в их руки документа или его пересказа. «Я очень боюсь, что битва за принципы снова может быть проиграна под лозунгами «реальной политики». Посоветуйте мне, пожалуйста, как избавиться от этих ненависти и страха. Мне бы очень было интересно почитать какие-то ваши мысли об этом. Я попрошу, и мне пришлют по почте отзывы, если они будут. Пока, мне кажется, ничего тут не придумаешь лучше, чем оставаться верным себе и неустанно разъяснять людям на многочисленных примерах (кстати, на русском вышла книга Гуриева и Трейсмана «Диктаторы обмана», там как раз много об этом, очень советую), что демократические принципы — прагматичность, независимый суд, честные выборы и равенство всех перед законом — лучшие механизмы суровой реальной жизни на пути к процветанию. А тайные фонды-общаки и мечты о хорошем диктаторе — это химера и наивная чушь. Только когда подавляющее большинство в российской оппозиции будет состоять из тех, кто ни при каких условиях не принимает поддельные выборы, неправильный суд и коррупцию, тогда мы сможем правильно распорядиться шансом, который обязательно выпадет вновь». Можно исключить из списка борцов за «прекрасную Россию будущего» кого угодно. Важно, что в этом списке