по значимости фактором самоопределения является желание региональных элит повысить свой статус. «Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме».

Интересным и поучительным в этом смысле стал «бархатный развод» Чехии и Словакии. Как показали данные опроса, проведённого незадолго до сепарации, ни чехи, ни словаки не хотели разделения. Опрос, проведённый через десять лет, в 2002 году, также показал, что население обеих частей федерации было против сепарации (60 % признались, что были противниками распада). Однако словацкий политикум и ряд значимых политических деятелей этого хотели. Спонсором проекта выступали европейские структуры, считавшие, что интегрировать Чехословакию по частям проще и выгоднее, чем целиком. Потребовалась игра на уровне элит (например, «война эмблем» и «дефисная война»), чтобы добиться нужного результата.

Стоит упомянуть и факторы, мешающие самоопределению.

1. Наличие на самоопределяющейся территории значительных анклавов населения, не желающего или опасающегося сепарации.

Классический пример – та же Ирландия. Освобождение всего острова не состоялось, поскольку проживающие в Ольстере протестанты не желали отделения. Более того, они сформировали собственные вооружённые силы, противостоящие Ирландской республиканской армии, которые оказались достаточно эффективными.

С другой стороны, само по себе наличие недовольных групп не является непреодолимым препятствием на пути самоопределения народа: достаточно убить или изгнать этих недовольных. Так, новые государства, образовавшиеся при распаде СССР, активно практиковали этнические чистки в отношении русских. Русских лишали прав, изгоняли, насиловали и убивали везде – от Таджикистана до Молдовы. Это оказалось крайне эффективным средством строительства мононациональных государств.

2. Аналогичную роль может сыграть часть населения отделяющегося региона, сама желающая самоопределения и не намеренная жить в национальном государстве другого народа.

Классическим примером является Грузия. Наличие в её составе Абхазии и Южной Осетии было для грузин вопросом национального престижа. При этом было понятно и то, что в случае отделения от СССР этот вопрос встанет (что и произошло). Политика грузинских националистов, в особенности Звияда Гамсахурдия, пытавшегося решить этот вопрос силой, стала причиной нескольких войн (в том числе гражданской), установления режима Шеварднадзе и фактической потери территорий. Аналогичные последствия имела попытка Саакашвили решить тот же вопрос теми же методами.

3. Неблагоприятная международная обстановка. Так, в случае покровительства международного сообщества стране, страдающей от сепаратизма, могут простить любые методы по его подавлению, включая геноцид. Примеры приводить не будем, чтобы не вызывать лишние споры.

В таком случае – к аковы перспективы Барселоны?

По сумме факторов мы должны признать: они достаточно благоприятны, но не сейчас, а в перспективе.

1. Каталония – «регион-донор», это развитая и экономически состоятельная часть Испании. Каталонцы живут достаточно хорошо, чтобы думать, что без испанских налогов они заживут ещё лучше.

2. В Каталонии нет ничего похожего на протестантов Ирландии: это достаточно сплочённый регион.

3. Региональные элиты считают, что Мадрид не пускает их выше регионального уровня – и не прочь обрести более высокий статус.

4. У любых сепаратистских движений в Европе есть мощный спонсор – это ЕС, «брюссельская власть». Ей гораздо удобнее и выгоднее иметь дело не с национальными государствами, а с отдельными регионами, видящими в Брюсселе покровителя и заступника. Но это нельзя демонстрировать явно – так как это может привести к выходу национальных государств из ЕС и многим другим проблемам. Тут нужна постепенность. Поэтому публичные фигуры ЕС ни в коем случае не должны прямо поддерживать референдум. Их задача на сегодняшний день – выражать озабоченность «применением силы» и т. п.

Разумеется, руководство Испании это тоже понимает – и старается пройти по лезвию бритвы: ни в коем случае не показывать слабость, но и не вести воинственные речи.

В подобных ситуациях слова должны быть мягче, чем дела. Нужно больно бить сепаратистов и при этом говорить о гуманности и диалоге.

В целом: у Каталонии есть шансы. Как она ими распорядится – время покажет.

К аналитике Признания

«Непризнанное государство» (НГ) – во всех отношениях вызывающее словосочетание. С одной стороны, если сделать смысловое ударение на «непризнанности», получается, что это не государство, а «самочинное сборище»: какие-то самозванцы вызывающе нагло именуют себя «государством». С другой стороны, сама эта наглость вызывает некий интерес, а то и уважение: надо же, какой-нибудь «вазуристан», никто его не признаёт, а он всё-таки именует себя государством назло, бросая смелый и красивый вызов устоявшемуся порядку вещей.

Таким образом, в синтетическом образе «непризнанного государства» сливаются два образа: самозванчества и героизма, причём героизма юношеского, романтического («бросить вызов» – это прерогатива молодых). Нетрудно догадаться, что политические силы, сочувствующие «непризнанному государству», больше напирают на второе, а его враги – на первое. Более того, государственная мифология НГ чаще всего строится на переадресации обвинения в самозванчестве официально признанным властям. В этом смысле архетипом НГ может считаться Шервудский Лес, контролируемый полевым командиром Робином «Добрым» – который, как мы помним, считал себя и своих людей всего лишь «подданными законного монарха Ричарда».

Это всё, впрочем, лирика – хотя и совершенно необходимая: лирика в форме агитки обычно предшествует сухому языку международной казуистики. Обратимся, однако, к последней. Что такое вообще – «признание»? Какое государство может считаться «признанным», и как возможно государству быть непризнанным? И не является ли словосочетание «непризнанное государство» оксюмороном и химерой?

Для начала – что по этому поводу говорят официальные источники?

Вот энциклопедическое определение из Большой Советской. «Признание государства в международном праве, совокупность норм, регулирующих процесс вступления на международную арену новых государств как субъектов международно-правовых отношений. Основные виды признания – признания новых государств и новых правительств, пришедших к власти т. н. «неконституционным путём» (в результате революции, гражданской войны или государственного переворота). Видами признания являются также признания органов национального освобождения, организаций сопротивления и воюющей стороны. Признание нового государства со стороны уже существующих государств состоит в том, что последние прямо заявляют или иным образом показывают, что они считают новое государственное образование независимым и суверенным государством, полноправным участником международного общения».

Во всём этом потоке слов важны два: «признание» и «суверенитет».

Несколько слов о «суверенитете». Слово это двусмысленное – оно обозначает и государственный суверенитет, и суверенитет власти. Что касается второго, то воспроизведём брокгаузовское определение: «Суверенитет, верховенство, совокупность верховных прав, принадлежащих государству или его главе; носителем суверенитета (сувереном) может быть или народ, осуществляющий свою суверенную власть через выборное представительство и главу государства (монарха в конституционных государствах и президента республики) или монарх-самодержец в силу божественного права и завоевания». В наше время монархи-самодержцы не в моде (хотя кое-где они остались и прекрасно себе правят), поэтому признанным стандартом является народный (он же национальный) суверенитет. Или, другими словами – «Национальный суверенитет, или суверенитет народа, означает, что только нация (народ) является основой