– это полный разлад. Высказываясь против убежищ, такие правозащитники как Данн идут против течения. Она признает: «Мое мнение в среде борцов против домашнего насилия не пользуется популярностью». И это несмотря на то, что большинству убежищ хронически не хватает финансирования, их открытие и закрытие зависит от бюджета штата или округа. К тому же, действительность показывает, что убежища не дают жертвам и их семьям временной передышки и не обеспечивают долгосрочного решения проблемы.

Комментируя мою статью в New Yorker, в которой я затронула многие из этих тем, один читатель написал: «Как учредитель одного из первых в стране убежищ я категорически не согласен, что убежища, по сути, есть “талон на социальное пособие”. Группы оценки высокого риска – это важное новшество, но им удается охватить лишь малую долю жертв, которых и так знают органы правопорядка и правозащитники. Наиболее эффективная модель в рамках масштабного подхода к предотвращению домашнего насилия включает в себя убежища. Убежища предоставляют жилье и психологическую поддержку отдельным людям и семьям, большинство из которых пережили длительные издевательства и нужду, не имели крыши над головой. По свидетельствам выживших, именно в таких местах они впервые в жизни почувствовали себя в безопасности. Службы поддержки делают акцент на образовании, занятости, перспективе получения стабильного доступного жилья. Наша группа оценки высокого риска, в которую входят более тридцати пяти местных учреждений, неоднократно направляла семьи в убежища, если это было единственно возможным решением»[119].

Не могу оспаривать утверждение автора письма. Вынуждена признать, что этим двум реальностям сосуществовать нелегко: убежища и правда необходимы для спасения жизней, но они оказываются тупиком.

Данн тоже соглашается, что иногда убежище необходимо. Она рассказала о текущем деле: агрессору решением суда было предписано ношение GPS-браслета для отслеживания перемещений. Он не явился в участок для примерки браслета, по сути он был в бегах; для его жертвы убежище было наилучшим вариантом. Часто убежище спасает на пару ночей, чтобы страсти улеглись. Но по мнению Данн, убежище – это тюрьма для женщин, где царят строгие правила и действует комендантский час, она утверждает, что дети, лишившись привычного окружения и семьи, получают серьезную травму. Даже в лучших убежищах, вроде того, что я посетила в Массачусетсе, люди с психологической травмой оказываются рядом с себе подобными. Семьям, как правило, предоставляют только одну большую комнату.

Данн предлагает представить любое другое преступление, где толчок к изменениям и утрата гражданских свобод ложится на плечи жертвы. «Убежища спасают жизни подвергшихся издевательствам женщин, – рассуждает Данн, – но, на мой взгляд, крайне несправедливо с нашей стороны предлагать такой ответ».

Сегодня есть все основания постараться оставить жертв в привычном окружении вне убежища, построить вокруг них своего рода защитную стену. Один из вариантов – временное жилье. Оно отличается от убежища тем, что предоставляется на более долгий срок, и в большинстве случаев обеспечивает большую автономию. Сегодня во многих городах в том или ином виде есть временное жилье, и чтобы посмотреть, как оно выглядит, я встретилась с Пег Хаксило. Она – бывший исполнительный директор Окружного союза безопасного жилья в Вашингтоне, и учредитель высоко оцененной на общегосударственном уровне как пример для подражания программы временного жилья.

Как-то летним днем я приехала на встречу с Хаксило. На здании не было никаких вывесок или указателей его назначения. В боковом дворике за окружающим здание забором расположилась небольшая детская площадка. Я была заранее предупреждена, что меня впустят – у входа установлена камера, как и в других ключевых местах по кварталу, который занимает здание. С обеих сторон дороги к дому – высокая железная ограда, через такую очень сложно перелезть.

Само здание расположено в одном из фешенебельных районов округа Колумбия, где с окраин подступает джентрификация, и потому доступное жилье, а округ Колумбия пятый по дороговизне город страны – сейчас найти всё труднее. На данный момент ежемесячная средняя стоимость аренды однокомнатной квартиры превышает 2200 долларов[120]. Это проблема всех американских городов, особенно актуальная для тех, где бюджетное строительство идет быстрыми темпами: Сан-Франциско, Нью-Йорк, Бостон, Вашингтон, Чикаго, Лос-Анжелес и многие другие.

«Исторически сложилось так, что если жертва домашнего насилия обращалась в городские службы за помощью или убежищем и объясняла отсутствие крыши над головой домашним насилием, ее переадресовывали в приют жертв домашнего насилия, поскольку эти службы не занимались такой проблемой», – рассказывает Хаксило. «А система убежищ жертв домашнего насилия была столь неразвита и вместимость ее была настолько мала, что, когда истекало время пребывания жертв в убежищах, они вновь обращались в службы приема семей за помощью с жильем. Однако узнав, что женщина находится в убежище, сотрудники службы не могли признать ее бездомной».

По утверждению Хаксило, чтобы обойти это препятствие, программы практиковали исключение жертв из числа участников тех программ, которые обеспечивали жилье, чтобы жертвы могли с полным юридическим основанием причислить себя к бездомным и нуждающимся в жилье. Для многих это означало замкнутый круг: бездомность и насилие, затем снова убежище, бездомность, насилие и вновь убежище. По данным рабочей группы под эгидой Коалиции против домашнего насилия округа Колумбия, на сегодня треть бездомных женщин в округе не имеют жилья именно из-за насилия в семье.

В кабинете Хаксило стены покрашены фиолетовым, а потолок – красным. На ней оливковое платье-футляр, так что из-за контраста цветов кажется, будто она парит. Волосы заплетены в косы и украшены яркой косынкой. По ее воспоминаниям, в 2006 году в городе было только два убежища, которые в общей сложности могли предоставить сорок восемь спальных мест для женщин и детей (мужчины не допускались). При этом в полицейские участки в год поступало больше тридцати одной тысячи обращений по поводу домашнего насилия (в Вашингтоне домашнее насилие стало классифицироваться как преступление только в 1991 году)[121]. Два основных учреждения округа Колумбия – «Дом Милосердия» и «У сестры» – ежегодно предоставляли помощь тысяче семистам жертвам. Между потребностью и реальной помощью зияла гигантская, безграничная пропасть.

На тот момент Хаксило оставила должность заместителя директора агентства «У сестры» и начала работать в Агентстве насилия в отношении женщин. Когда объединению групп по борьбе с домашним насилием удалось убедить городской совет округа Колумбия, что округу крайне необходимы убежища, совет ассигновал миллион долларов на строительство дополнительного безопасного жилья. Если обычно финансирование – извечная проблема некоммерческих организаций, то здесь всё устроили проще некуда: любой желающий решить очевидную и значимую социальную проблему мог воспользоваться готовым банковским счетом. Простой рецепт: потребность плюс финансирование.

Но за финансированием никто не обращался. Крайне необычная ситуация: огромный потенциал