«Дорогая Альдона... Объяснить тебе всего я в письме не могу... Одну правду я могу сказать тебе — я остался таким же, каким и был, хотя для многих нет имени страшнее моего. Любовь сегодня, как и раньше, она все для меня, я слышу и чувствую в душе ее песнь. Песнь эта зовет к борьбе, к несгибаемой воле, к неутомимой работе... Меня ты не можешь понять. Солдата революции, борющегося за то, чтобы не было на свете несправедливости, чтобы эта война не отдала на растерзание победителям-богачам целые многомиллионные народы. Война — ужасная вещь. На нас двинулся весь мир богачей. Самый несчастный и самый темный народ первым встал на защиту своих прав — и дает отпор всему миру. Хотела б ты, чтобы я оставался в стороне?.. Если б ты видела, как я живу, если б ты мне взглянула в глаза, — ты бы поняла, вернее, почувствовала, что я остался таким же, как и раньше...

Посылаю тебе вещи из Дзержинова. Наиболее массивные ценности были конфискованы, согласно нашим законам. Я знаю, что эта конфискация фамильных ценностей огорчит тебя, но я не мог иначе поступить — таков у нас закон о золоте».

Если бы Альдона побывала в Москве, она бы увидела, как аскетически скромно живет ее брат. Да, он был таким же, как прежде, — щепетильным во всем, что касалось взглядов, убеждений.

Из «Националя» члены правительства переселились, наконец, в Кремль. Комендант Мальков, матрос с крейсера «Диана», сбился с ног, пока ему удалось наладить мало-мальски надежную охрану.

Дзержинский не торопился переезжать в Кремль. Семьи его все еще не было. Зося не могла выехать из Швейцарии, отъезд постоянно откладывался: то заболевал Ясик, то возникали такие обстоятельства, что нечего было и думать о переезде через враждебную Германию.

При титанической работе, которую выполнял Дзержинский, необходимы были элементарный режим, отдых, питание. Но этого не было. Феликс Эдмундович строго-настрого запретил хоть чем-либо выделять его среди других. Получал общий хлебный паек, общие обеды в столовой. Однажды, поднимаясь к себе на третий этаж, Феликс Эдмундович потерял сознание. Это был голодный обморок, усиленный жестоким переутомлением. Председателя ВЧК внесли в кабинет, уложили на койку. Прибежал врач и подтвердил то, что не раз уже говорил: нужен отдых и нормальный режим.

Об этом случае узнал Яков Михайлович Свердлов и рассказал Владимиру Ильичу. Ленин встревожился. Решили: надо принимать какие-то меры. Какие? Заговорили о семье Дзержинского. Кто мог бы помочь — это Зося, жена.

— Может быть, ему самому поехать за ней в Швейцарию? — предложил Свердлов.

— Это идея. Но сейчас он не согласится никуда уезжать. Слыхали про Савинкова, про его «Союз защиты родины и свободы»? Дзержинскому действительно невозможно сейчас покинуть Москву. Но это ненадолго... А знаете что, — предложил Ленин, — зайдите-ка вы к нему, сами посмотрите, как он живет. Пойдите с Клавдией Тимофеевной, она скорее заметит женским глазом, в чем он нуждается. Потом и решим. Но ему — ни единого слова!

В этот момент дверь кабинета распахнулась и на пороге появилась высокая худощавая фигура Дзержинского.

— Вот, на ловца и зверь бежит! — воскликнул Владимир Ильич и заговорщически глянул на Свердлова. — Что нового с «Союзом защиты»?

— Затем и приехал, Владимир Ильич. Дело серьезнее, чем могло показаться.

Они сидели втроем вокруг письменного стола, и Дзержинский рассказывал.

Началось это так... Некий юнкер Андрей Иванов заболел, и его положили в госпиталь Покровской общины. Там он влюбился в сестру милосердия, ходил за ней тенью, вызывался оказывать какие-то услуги, не спал ночами и без конца говорил о своих чувствах. Однажды он пришел сумрачный и стал умолять девушку немедленно покинуть Москву.

— Но куда я поеду, зачем? — отмахивалась сестра милосердия.

Юнкер настаивал, ничего не объясняя толком. Девушка рассердилась. Тогда он не выдержал и воскликнул:

— Ну как вы не понимаете!.. Уезжайте, уезжайте немедленно! Здесь очень опасно. Вся Москва скоро зальется кровью. Уезжайте хотя бы на месяц... Будет восстание!

Девушка рассказала об этом знакомому командиру-латышу, охранявшему Кремль. Так эта история дошла до Дзержинского.

Вскоре поступил еще сигнал, тоже от рядовых москвичей. В приемную ЧК пришел рабочий завода «Каучук» Нифонов. Недавно ему дали ордер на комнату в буржуйской квартире — по уплотнению. Он очутился в окружении «бывших». В том же доме находилась частная лечебница, пациенты которой вызвали подозрение у Нифонова. В лечебницу приходили все больше здоровяки с офицерской выправкой, а тамошние доктора признавали их больными и укладывали в постель.

Юнкер Иванов вскоре выписался из госпиталя. За ним установили наблюдение. Это привело чекистов в Малый Левшинский переулок, в квартиру, где ежедневно собирались какие-то подозрительные люди. Произвели обыск. Оказалось, что в Малом Левшинском обосновался штаб так называемого повстанческого полка, сформированного из офицеров. Среди арестованных был штабс-капитан Пинка, который сразу начал рассказывать все, что знал. Штабс-капитан сообщил, что во главе «Союза защиты родины и свободы» стоит Борис Савинков, что организация объединяет людей самых разных политических взглядов — от монархистов до меньшевиков, всех, кто против Советской власти. Основной костяк составляют бывшие офицеры царской армии. В Москве их насчитывается несколько тысяч. Они готовят восстание, которое затем распространится на другие города России.

Пинка рассказал о паролях, отличительных знаках, по которым заговорщики узнают друг друга. Организация разделена на пятерки, каждый член союза может знать только четырех боевиков. Вербовка офицеров почти закончена. В любое время можно ожидать восстания. Сам штабс-капитан Пинка руководил вербовочным пунктом на Большой Полянке, в столовой «Курляндия».

Участники заговора рассчитывали одновременно и на войска недавних союзников, и на немцев. Установлены контакты с германским послом графом Мирбахом, который совсем недавно прибыл в Москву. Пинка добавил, что немцы скупают акции русских промышленников. Платят гроши, но рассчитывают получить полную стоимость.

Штабс-капитан назвал адреса заговорщиков в Москве и в других городах. Клялся, что навсегда порвал с заговорщиками, потому и рассказывает все, что ему известно. Его освободили. Вскоре Пинка бежал из Москвы.

— Что же вы теперь намерены делать? — спросил Владимир Ильич, когда Дзержинский закончил информацию.

— Ликвидировать заговор. Под видом представителей московского штаба «Союза защиты» в Казань послали двух чекистов. Нити сейчас в наших руках. Но я серьезно озабочен появлением в Москве Бориса Савинкова. Эсер-террорист, который убивал царских губернаторов, теперь вступил в союз с бывшими генералами. Приехал в Москву с заданием генерала