Шрифт:
Закладка:
Нужно было что-то делать, потому что Люция застыла каменной статуей и едва дышала в тугом корсете. Хоорс, не видя, спиной шел на нее, лишая ее всякой возможности хоть что-то сказать. В таком состоянии она была абсолютно бесполезна!
— Добрый вечер, господин Хоорс, — ласково шепнула Химари, настойчиво хватая его у основания крыльев. Прекрасно знала, что иного варианта просто нет.
Он не успел даже развернуться, как она запихнула неуклюжую Люцию в шатер и, следом, вовремя подставив подножку, отправила и самого Хоорса. Оба с грохотом рухнули внутрь и тут же скрылись за полосатыми полами тряпичной беседки. Химари мельком заглянула в нее, удостоверилась, что кроме крылатого и Люции никого нет, и осталась стоять настороже.
— Прошу прощения, моя госпожа очень давно не виделась со своим женихом, — мурлыкнула она окружившей ее толпе.
Волкам хватило и этого, ангел был им явно не по зубам, и они поспешили удалиться и найти разумную замену рыжей бестии.
Но толпу дам этим было не унять. Они угрожали свернуть кошке шею и выцарапать глаза, но ни одна не решилась на такой подвиг. Химари присела и, только коснувшись ладонями земли, обернулась львицей и угрожающе заклокотала.
Толпа стихла.
— Кому-то еще моя милая госпожа перешла дорогу? — как можно спокойнее промурлыкала Химари.
Грубый звериный голос произвел должное впечатление — оказалась, что совершенно никому Люция не помешала. Испуганные дамы удалились искать волков, согласных покарать наглую кошку из одной лишь трепетной любви к красивым женщинам.
Какая-никакая, но фора.
* * *
— Ради Самсавеила, простите! — Хоорс почти сразу же встал с Люции, как только полосатая занавесь закрылась за Химари. — Меня толкнули, я, ей-богу, не хотел, — принялся извиняться он, потирая ушибленное плечо. — Я помогу, — и протянул Люции руку.
Люция чувствовала себя совершенно ужасно. От падения кринолин лопнул и теперь впился в бедра жесткими холодными прутьями. Мало того, что в этом жутком корсете она не могла согнуться, так и сапоги скользили по юбке, не давая даже опереться.
— Я не достаю, — пробормотала она, чувствуя себя особенно беспомощно. Но знала, что он не оставит лежать на холодном земляном полу.
Хоорс, кивнув, обошел Люцию по краю шатра, минуя пышную юбку и, аккуратно подхватив под мышки, поставил на землю. Казалось, его совсем не смутили охотничьи штаны и мужские сапоги на незнакомке. По крайней мере, Люция думала, что он ничего не заметил. Она в это верила, пока горла не коснулся клинок, ловко вынутый из ножен наручей.
— Кто ты? — сизые крылья накрыли пологом обоих, не давая шанса сбежать. — Ты не из этих дам, ведешь себя не как они и выглядишь совсем иначе. Ты думала, сможешь в сапогах ходить как пава?
Люция опешила, и даже не подумала сопротивляться, когда он свел ее руки за спиной и крепко сцепил, прижав к пояснице.
— Что ты здесь ищешь?
— Тебя? — кашлянула Люция, явственно ощущая, что не может дышать. Затягивая корсет, кошка явно не учла, что колотящееся сердце потребует больше воздуха. — Неужели не узнаешь меня? — просипела она, чувствуя, что голос не слушается. Дернулась, пытаясь обернуться, но он держал крепко.
— А должен узнать? И зачем тебе советник императрицы? Думаешь, убив меня тем ножом на бедре, ты чего-то добьешься? — он повернул ее голову к себе лезвием клинка.
Люция замерла, ощущая на себе испытывающий взгляд, облизнула потрескавшиеся губы. А он смотрел прямо в глаза, щурясь и словно перебирая в уме сотни лиц.
— Мы знакомы больше тридцати лет, неужели ты действительно меня не помнишь? — она смотрела, не моргая, и с толикой грусти отмечала, как за эти годы он, все-таки, постарел. В черных бровях появились серые волоски, тонкие морщинки залегли в уголках глаз.
— Люлю? — его лицо вытянулось, он глядел и не мог поверить. Спрятал клинок, развернул бескрылую за плечи, убрал волосы с лица, потянул голову повыше за подбородок. — Ты так на себя не похожа.
Она, словно извиняясь, скривила губы.
— Это Химари тебя так? Готов поклясться, именно она меня сюда толкнула, столько силы и ловкости в простых движениях, такое только веками отточить можно, — он ослабил хватку и, отступив, отвернулся. — Ты согласилась на это, чтобы найти меня?
Люция кивнула, закутываясь в теплую накидку, слишком неловко она чувствовала себя в таком виде. Жаль, жалким куском ткани не скрыть зеленого куста, как ни укрывайся. Почему, почему оно снова зеленое?! Как тогда, на той картине.
— Тебе идет, — вдруг обронил он, по привычке убирая волосы с лица.
Люция смутилась, невольно пятясь от пристального взгляда. Но он продолжал.
— Так ты даже красивее Изабель, я действительно не узнал тебя, — Хоорс усмехнулся, пряча тонкий клинок в наручах под рубашкой. — И если бы ты не упала и не продемонстрировала мне так неаккуратно сапоги и ножны, я бы, может, сдался сразу в любые сети, — он фыркнул под нос и исподлобья взглянул на Люцию, словно испытывая на что-то.
Она поерзала и, плюнув на всякое смущение, принялась поправлять оружие под платьем и ненавистный кринолин. Ангел расхохотался.
— Да, вот за это я тебя и люблю уже тридцать лет, непосредственная ты моя, — смеялся он, опираясь о заваленные шкафы. Усмехнулся, отряхнув пыль с хлипких вещей вокруг, указал рукой на деревянный сундук возле себя. — Присядешь?
— Что ты сказал?
— Прости?
— Я неправильно услышала? Ты любишь меня уже тридцать лет? — Люция стояла, не шелохнувшись, опустив глаза. Крепко сжимала обруч кринолина под юбкой, так сильно, что руки дрожали.
Хоорс тяжело вздохнул, пожевал губами, словно нарочно выдерживая паузу. Секунды текли, тянулись, и ничего не происходило.
— Да.
Обруч треснул.
— Так ты присядешь, Люлю? — он, оттолкнувшись ногой от шкафа, подошел и осторожно заглянул в лицо. — Я думал, ты знаешь. Я думал, ты отказала мне, когда стала маршалом, а меня оставила за бортом, мол, я недостоин. Разве нет?
Она молчала, все так же сжимая юбку. Смотрела в пол и едва ли замечала хоть что-то.
— Люлю? — он насильно поднял ее лицо, ухватив двумя пальцами за подбородок. — Ты покраснела, тебе дурно?
Она не реагировала и так.
Даже когда он распустил корсет и принялся обмахивать ее веерами гейш из шкафа, она все равно не могла собрать мысли в кучу. Не верила. Смотрела за тем, как он возится возле нее, трогает лоб, слушает мерное дыхание, приложив ухо к груди, но не могла позволить себе поверить. Наверное, он имел в виду что-то другое, не ту любовь, о которой она мечтала до войны, а что-то более простое, обезличенное, как любят друзей. А она, наивная, купилась, поверила,