До противоположной стороны долины мы добрались, когда солнце уже часа четыре как перевалило за полдень. И виной тому… не пробка, нет. Но как оказалось, даже по сравнению с нашей идущей шагом лошадкой, волы были натуральными тихоходами! Учитывая же, что влекомые ими повозки ехали не сами по себе, а целыми караванами, или, как здесь принято говорить, «поездами», обогнать эти медленно плетущиеся вереницы телег было сложновато. Я попробовал. Чуть не огрёб хлыстом от возницы, перед которым попытался встрять в «поезд», чтобы пропустить идущую навстречу порожнюю телегу, «водитель» которой даже не подумал сдать чуть в сторону, чтобы мы могли разойтись краями, не задев друг друга. Хотя места для такого манёвра было вполне достаточно, тракт здесь широкий. Но этот хрен пёр по центру, как по нитке, и объехать его не было никакой возможности. Разве что съезжать на обочину… но там склон, а я не был уверен, что моих куцых навыков кобыловождения хватит для того, чтобы удержать наш фургон от падения.

Понятное дело, что попытавшийся ударить меня и нарвавшийся на простейший кинетический щит, идиот в тот же миг огрёб ответку и с матами скатился с телеги в поисках шапки, сбитой с его головы обычным телекинезом. А упрямому вознице пустой телеги, ехавшему навстречу и заржавшему, когда его коллега решил попотчевать мою спину ударом хлыста, смешинка попала в рот. Воздушное ядро в исполнении Светы, запущенное ею на минимальную мощность, а потому практически невидимое, влетело в щербатую пасть чумака, заставив его подавиться собственным хохотом. На этом, впрочем, дорожные приключения у Усолья для нас и закончились. «Хохотун» скуксился и, спрятав взгляд, молча проехал мимо, а отыскавший слетевшую с его головы шапку, возница вполне успешно догнал свою медленно катящуюся по тракту телегу и, взгромоздившись на «водительское» место, ограничился ещё одной матерной руладой в нашу сторону. Впрочем, она быстро оборвалась. Стоило перебравшейся в корму нашего фургона Свете продемонстрировать извергающему ругань чумаку заряженный арбалет, как тот, оценив демонстрацию, булькнул и умолк. Я же дождался, пока мимо нас проползёт очередной чумацкий поезд и, выбравшись на пустую пока дорогу, «дал газу». Хорошо отдохнувшая, полная сил кобылка чуть всхрапнула, почувствовав шлепок вожжей по крупу, и, ускорившись, довольно резво потянула наш фургон вперёд к голове каравана, в который мне пришлось столь спешно встраиваться минутой ранее.

Ворота в частоколе, выстроенном в седловине меж двух холмов прямо поперёк тракта, мы миновали без проблем. А вот за ними нас тормознули двое стрельцов. Один из них придержал нашу лошадку под уздцы и, словно заправский дирижёр полосатой палочкой, крутанув перначом, указал на небольшую площадку перед шестиугольным блокгаузом, выстроенным рядом с воротами. Другой же, мазнув равнодушным взглядом по фургону, ни слова не говоря, полез под полог, будто так и надо. За моей спиной раздался звон пощёчины, и через секунду наглый стрелец пулей вылетел из фургона. А следом за ним из-за полога выбралась и Света, сжимающая в руке всё тот же заряженный арбалет. Хорошо хоть целить в стрельцов не стала.

— Спокойней, милая, — проговорил я. — Это не грабёж, а таможня.

— А есть разница? — удивилась Светлана и я… задумался.

— Должна быть, — неуверенно пробормотал в ответ, окидывая взглядом опешивших стрельцов. Впрочем, долго их бездействие не продлилось. Но хоть орать и тыкать оружием в нашу сторону не стали.

— А ну, не балуй! — старший из стрельцов, тот, что орудовал перначом, будто ДПСник жезлом, перехватил инструмент поудобнее и, нахмурившись, толкнул своего молодого коллегу в плечо. Тот встрепенулся и… задал стрекача! Только облачко пыли повисло на месте старта.

— Не балуем, не балуем, — отозвался я. — А ты бы, господин десятник, поучил младшего уму-разуму. А ну как моя невеста в фургоне переодевалась бы, да он её без платья увидал?

— Ништо, с неё б не убыло, — не почуяв от нас угрозы, чуть расслабился стрелец. Я усмехнулся.

— С неё — может быть, а твой молодой мог бы и лишиться чего нужного. Колокольчиков, например. Ножом Светлана орудует не хуже чем арбалетом, знаешь ли, — протянул я в ответ. Стрелец хохотнул и, повернувшись к Свете, отвесил её короткий, чуть насмешливый поклон.

— Прощенья прошу, барышня. Новик наш Ровен, из черносошных поселенцев. Обхожденью не научен да ума толком пока не нажил. Ты уж не серчай на него. Привык сиволапый с чумаками возиться, где уж тут вежеству взяться!

— Добро, господин десятник, — выпрямив спину и водружая арбалет на бортик фургона, отозвалась Света, отвечая стрельцу вежливым, я бы даже сказал снисходительным кивком. Я чуть заметно хмыкнул. И откуда что берётся-то? А хотя-а… если вспомнить её матушку… м-да.

Десятник тоже оказался не дурак и поведение моей подруги заметил. Посерьёзнел.

— М-м, чую, вы не соль на торг везёте, — медленно проговорил он, уже совсем иным взглядом окидывая нас и нашу повозку. Скользнул вниманием по нашей одежде и обуви, добротной и совсем недешёвой по местным меркам, между прочим. Отметил и стати лошадки, запряжённой в фургон, тоже мало похожий на обычную крестьянскую телегу. Не избежали его внимания перевязь с ножами на плече Светы и подаренная Стояном сабля в дорогих ножнах, на эфес которой я опирался, сидя на облучке фургона. Ну, а арбалет… Впрочем, самострел он рассмотреть просто не успел. Уж больно скоро Света вернула его под полог повозки.

— Не соль, и не на торг, — согласился я с выводами десятника. — Путешествуем по зароку. Новые места ищем, с людьми знакомимся, дабы в будущем я мог по стопам батюшки пойти. Торговым гостем.

— Дельно, — протянул стрелец. — Но досмотра сие не отменит. Порядок государем установленный не нам менять.

— Так мы и не возражаем, — пожал я плечами, протягивая десятнику подорожную, выданную Стояном Хлябей. Тот развернул бумагу и довольно шустро вчитался в написанный текст, время от времени прерываясь, чтобы бросить на нас со Светой изучающий взгляд. Да-да, в выданном нам документе была и такая вещь, как словесное описание. Вот с ним-то десятник и сверялся.

— Вот! Вот они! — наши молчаливые переглядывания прервало появление того самого новика Ровена. Обернувшись в ту сторону, откуда раздался его крик, я невольно фыркнул. Происходящее было до боли похоже на то, как обиженный ребёнок тащит за