Шрифт:
Закладка:
– Очень захватывающая история, – сдавленно пробормотал Герти. – В следующий раз мы обязательно дослушаем ее. Но сейчас мы с приятелем немного спешим.
– Не спешите, добрые господа, история уже почти рассказана. – Нищий улыбнулся, выкатив свои белесые незрячие глаза. – Хорошая история сродни хорошему пирогу. Он не любит спешки и не любит, когда его забывают в печи. А еще на хороший пирог сверху кладут вишенку… Так вот, про плантацию «Уайтбэй». Мы быстро там закончили. Нашли трех заговорщиков и вздернули их прямо на кокосовых пальмах. Только языки из черных пастей вылезли. А самое интересное Атрик Бенч придумал для колдуна. Да, мешался среди полли один выживший из ума старик, все тряс погремушками да вопил на разные голоса. Прилично воду взбаламутил. Ну Атрик Бенч и придумал для него самое забавное. Не без выдумки был человек, земля ему пухом… Загнал колдуна в бочку из-под масла, а под ней разжег костер. Попляши-ка! И колдун плясал… Мы чувствовали запах паленого мяса, чувствовали дым его медленно сгорающей плоти. Это длилось долго, много часов. Может быть, целый день. Мы выстроили всех полли, чтоб они это видели. Колдун танцевал перед своими духами в последний раз. Жуткое зрелище, добрые господа. Сперва он танцевал молча, кусая губы. Но когда из губы полилась кровь, колдун стал выкрикивать слова. Чертово обезьянье наречье… – Нищий сплюнул на мостовую синеватой жижей. – Мы хохотали и подбадривали его. Я, помню, сидел на ящике с галетами и болтал ногами, наблюдая за всем этим. Саак по кличке Бычий Слепень сперва глядел, потом сплюнул и пробормотал: «Да к дьяволу все это. Надоело. У меня в голове только хлебный пудинг». А вот чернокожие… Они обмерли так, словно их всех паралич разобрал. Потом мы узнали, что это были не просто слова. Это было какое-то древнее полинезийское проклятье. Из самых страшных. Тех, что требуют жизни самого заклинателя. А старик… Ну, когда он закончил танец, уже встала луна. Последний час он больше вопил от боли, чем кричал, а под конец не мог даже кричать, я так думаю, лопнуло от напряжения что-то в горле… В общем, он свалился в свою раскаленную бочку, в которой весь день плясал, и мы услышали треск лопающейся кожи, и еще шипение, с которым запекалась его кровь, и запах паленых волос, и…
Нищий замешкался, голос на несколько секунд изменил ему. Когда он заговорил снова, в его голосе уже не слышалось пьяного бахвальства. Он стал приглушеннее.
– Мы вернулись в Новый Бангор и думать про это забыли. Один чертов жареный полли, что о нем думать?.. Впрочем, я еще неделю не ел ростбифа после этого случая. Но мы забыли. А потом вспомнили. Первым вспомнил Саак по кличке Бычий Слепень, где-то через год после этого случая. Хотя на самом деле, может быть, он даже толком не успел вспомнить. Он пил с ребятами в «Дубовой затычке», когда все случилось. Здоровый был парень, мог выхлебать три галлона пива, прежде чем свалиться под стол. Так вот, он вдруг захрипел, выпучил глаза, и из носа у него пошла кровь. Умер он через минуту, быстрее, чем кто-то успел кликнуть врача. Выглядел он страшно. Голова будто бы распухла, а глаза торчали из орбит, как пробки в бутылках шампанского. Все были поражены. А вот фельдшер, который делал покойнику вскрытие, удивлен не был. Да, добрые господа, он был в бешенстве. «Какой омерзительный трюк! – кричал он. – Что за шуточки? На кой черт, скажите, вам вздумалось засовывать ему в голову хлебный пудинг?» Представьте себе, череп старика Саака и в самом деле был битком набит чертовым хлебным пудингом. Еще свежим. Буквально нафарширован, вот ведь штука, а. Врач решил, что мы ради какой-то идиотской шутки напихали мертвецу пудинга в голову. А мы ничего такого не делали, это уж я точно могу сказать. Да и как бы мы это сделали? Через нос?..
– Отстаньте вы с вашей историей! – крикнул Герти, делая еще одну попытку отвязаться от сумасшедшего старика.
Но, удивительное дело, тот двигался не медленнее них, несмотря на свою скрипучую тележку. Огромный паук, приплясывая, неотступно преследовал их, оставляя за собой на брусчатке клочья соломы и завшивленного тряпья.
– Потом был Тив Мак-Риди. Когда колдун исполнял последний танец на своей сковородке, Мак-Риди ковырял спичкой в зубах. Ирландцы обычно народ простой, но с характером. А он был флегматик, и плевать ему было на все это представление. Так вот, Мак-Риди вдруг куда-то пропал. Поговаривали, он нанялся на американский корабль и отбыл куда-то на Карибы. Скатертью дорожка, по такому сухарю едва ли кто-то скучал бы. Я бы про него и не вспомнил, если бы спустя пару лет, уже после случая с Сааком, не пришло от него письмо. Марки были нью-йоркские, я таких раньше не видел. И почерк Мак-Риди, только прыгающий и острый – будто, пока он писал, ему всаживали пяток шил под кожу. А писал он про то, что у него начали расти зубы. На пятом десятке лет. Ему бы радоваться, свои-то давно разбросал по кабакам от Шанхая до Портсмута. Только штука в том, что зубы у него начали расти везде. Не только во рту. По всему телу. Из костей начали лезть зубы. Резцы, коренники, клыки… Они пробивались сквозь мышцы и плоть один за другим, на руках, ногах, по позвоночнику, из грудины, даже из головы. Это сводило его с ума. Представьте, добрые господа, будто у вас режется зуб. У него резались одновременно десятки их. Врачи шарахались от него, как от прокаженного. Какой-то дантист попытался их рвать, да вышло еще хуже, кости не выдерживали. Кальциума вроде как не хватало или как его… Через месяц после того, как это началось, Мак-Риди уже не мог спать от боли. Она сводила его с ума. Он окостеневал, покрывался со всех сторон зубами. Говорить
