Шрифт:
Закладка:
— А солдат и младших магов, священников и языческих жрецов, которых ты не упомянул, ибо они точно откажутся от этой подлости, ты предлагаешь оставить на съедение тварям? — с усмешкой спросил Рысев. — Да и Аристарха тоже бросить — а ведь если он победит, но будет обессилен, то его просто добьют эти твари… В общем, бросить всех и спасти свои шкуры?
Сысоев, облизнув пересохшие от тона Мага Заклятий губы, быстро оглядел лица присутствующих. Здесь, создав большой неровный круг, находились почти все значимые люди в войске. Больше трехсот человек, находящихся вокруг небольшого кружка из Архимагов, магов Заклятий и нескольких самых главных офицеров Добрынина вместе с магами-связистами. И все они, обладатели великолепного, нечеловеческого слуха, слушали каждое слово своих лидеров.
— Ваше предложение, сударь, есть прямая государственная измена, — отчеканил стальным голосом полковник Ломов, о котором все уже успели позабыть. — Не говоря уже о бесчестии, позоре и…
— Ну вы-то должны меня понять, господин полковник, — перебил его Сысоев. — Я даже ничего говорить не буду — скажите сами, что лучше для Империи — бесславно погибнуть с рассветом или сохранить костяк армии, небывало прибавивший в силе? Да у нас через неделю магов среднего и высшего рангов будет больше, чем до начала этого сражения! У нас даже три Мага Заклятий добавятся, учитывая лежащих сейчас без сознания Архимагов Рысева и Смелова, госпожу Шуйскую и эту… рыцаршу смерти — не знаю, как у нежити с переходами на следующий ранг, но она явно в состоянии это сделать, если судить по ауре. Разве я не прав, господин Ломов? Ответьте мне не как простой офицер и дворянин, а как стратег, которого так ценил ныне покойный господин Добрынин! Ответьте честно, как на духу — прав я или нет⁈
На это Ломов отвечать не стал, отведя взгляд в сторону. Но его молчание было красноречивее всяких слов… Да и, положа руку на сердце, Сысоев говорил логичные вещи, которые сами собой напрашивались, и все понимали правоту его железной логики. И тем не менее…
— Ты говоришь правильные вещи, канцелярист, — не открывая глаз и улыбаясь от удовольствия промурлыкала Шуйская, подставляя голову поудобнее, что бы Смолов начал гладить с другой стороны. — Подлые и бесчестные, но правильные. И я тебя не осуждаю — это долг сильных, принимать сложные решения и жить с этим грузом. Я не собираюсь никого ни в чем убеждать или отговаривать, как и не буду осуждать тех, кто согласится на это предложение. Даже своим людям разрешу уйти с вами, если захотят… Но лично я останусь здесь. Там, в небесах, за всех нас и за Империю бьётся мой княжич… Да что там — после сегодняшнего его только князем и назовешь. И чем бы не закончился его бой, я буду рядом с ним.
После слов женщины на поляну опустилась тишина. Люди думали каждый о своем и вместе с тем об одном и том же — взвешивали внутренних весах услышанное, решая, что выбрать — гарантированное спасение или рискнуть всем, оставшись почти на верную смерть.
— Когда Аристарх победит, наша победа будет гарантирована, — уверенным тоном заговорил Смолов. — Я верю в своего Главу. За несколько коротких лет с ним в моей жизни случилось больше событий, чем за все предыдущие годы… Мой господин человек сложный и даже тяжелый, и у него хватает недостатков. Он не умеет интриговать, не умеет хитрить, ненавидит несправедливость, слишком часто доверяет людям довольно сомнительным, постоянно пытается всё решить грубой силой и не умеет ладить с высоким обществом…
Раздались смешки — об упрямстве и конфликтности первого гения Империи давно ходили анекдоты. Как и о его простоватых, порой солдатских манерах, о том, как он ставит на место чересчур зарвавшихся и возомнивших себя пупом земли старших офицеров и высших магов — что Старших Магистров, что Архимагов… И за это его даже любили, так что слова Петра упали на благодатную почву. Подождав секунд десять, что бы люди переварили услышанное, он продолжил:
— Но, думаю, никто не будет отрицать, что воевать мой господин любит и умеет. За всё время, что я с ним, а я стал ему служить в его бытность Мастером, и за всё это время я ни разу не видел, что бы он проиграл в бою. Он сражался с нолдийцами, с монстрами Фронтира, бился против кочевников, воевал с Родом первого эшелона и его союзниками, сам едва создав Род и не имея ещё ни капиталов, ни ядра из сильных магов, ничего — только несколько сотен вернувшихся с войны бойцов, он сам в ранге Мастера и я, единственный Старший Магистр. И мы победили. Потом был Александровская трагедия… Там он призвал часть своих прошлых сил — и лишь поэтому в тот день враги не истребили всех Магов Заклятий и всю столицу. Ну а уж о его подвигах здесь, на этой войне, вы и без меня всё знаете…
Как опытный оратор, он вновь взял небольшую паузу, давая людям осознать и принять услышанное. Недолго — секунд пятнадцать, дабы не утратить импульс своей речи.
— В общем — мой господин никогда не проигрывал. Не проиграет он и сегодня — пусть вас не обманывает, что он сейчас лишь защищаетс…
— Говори со мной! Ответь на мой зов, услышь призыв, Семицветная Молния!
Это был не крик. Это был даже не вопль — это был рев разгневанного божества, рев, что расколол само небо, в котором ощущалась дикая, необузданная и совершенно неподвластная смертным мощь. Огромное давление, обрушившееся на всех, кто находился в радиусе сотни километров, пригибало людей к земле, заставляло слабых духом терять сознание, давило на саму душу — и вместе с тем закаляло её, отдавая частичку силы Аристарха.
В небесах, над сражающимися, где-то вдалеке родились семь громадных, многокилометровых молний. Семи разных цветов, от синего до черного, они все устремились
