Шрифт:
Закладка:
Одержимость началась с того, что Дарвин каталогизировал ракообразных, которых собрал во время пятилетней глобальной одиссеи на борту «Бигля» в начале 1830-х годов. Вскоре об этом стало известно коллегам-зоологам, и дом Дарвина в Кенте переполнился образцами усоногих со всего мира. С 1846 по 1854 год Дарвин документировал свои просоленные дары со рвением, которое мало кто проявлял к ракушкам до и даже после этого. Он был настолько увлечен своей работой, что когда один из его сыновей отправился в гости к джентльмену по соседству, Дарвин якобы спросил: «А где он разводит своих усоногих?», будто изучение этих существ было обыденным занятием каждого отца.
Это пристрастие оказалось настолько всепоглощающим, что задержало публикацию книги Дарвина о происхождении видов на много лет, в то время как он кропотливо подготовил четыре исчерпывающих тома о ракообразных – как существующих, так и вымерших. Может прозвучать неубедительно, но для тех немногих, кто отважился найти эти малоизвестные монографии о ракообразных, они представляют собой удивительно увлекательное чтение. Усердие Дарвина было вознаграждено рядом ключевых открытий. Изначально усоногие из-за своего сходства с моллюсками были причислены к этому типу.
Дарвин же установил, что на самом деле они являются частью той же группы, что и крабы с омарами, только пожертвовали мобильностью ради повышенной безопасности своего жилья. Свободно плавающая личинка ракообразного прикрепляется к скале головой и обрастает кальцинированными защитными пластинами. Она ведет безопасное существование, добывая пищу и фильтруя кислород, а также размахивая пернатыми лапами через люк в своей броне.
Оседлый образ жизни усоногих способствует их безопасности, но не поиску партнера для спаривания: не так-то просто найти пару, если вы приклеены к скале. Дарвин обнаружил, что секретное оружие моллюска – экстравагантный пенис, самый длинный по сравнению с размером тела в животном мире. Обычный строго информативный стиль письма Дарвина становится почти фривольным, когда он описывает, как «чудесно развит хоботообразный пенис» усоногого и как он «лежит свернувшись, точно большой червь», а «когда он полностью вытянут, то практически в восемь-девять раз больше всей длины животного».
Эта длина носит чисто функциональный характер. Она позволяет ракушке путешествовать по окрестностям в поисках партнера, оставаясь при этом прикованной к одному месту головой. Что-то вроде мистера Щекотки [56] для взрослых. Большинство моллюсков одновременно являются гермафродитами, что значительно упрощает задачу. У каждой особи есть как мужские, так и женские репродуктивные органы, поэтому они могут оплодотворять и быть оплодотворенными любыми соседями. И если в пределах досягаемости никого нет, усоногое может вернуть свой бродячий осеменитель и оплодотворить само себя.
В 1848 году Дарвин наткнулся на образец без пениса. Мало того, оказалось, что образец этот кишит крошечными паразитами. Дарвин собирал их и выбрасывал, пока не понял свою ошибку. Усоногое, о котором идет речь, было самкой, а микроскопические «паразиты» – самцами этого же вида, хотя и несколько упрощенными: без рта, желудка и с небольшой продолжительностью жизни.
В 1848 году Дарвин с явным сочувствием описал жалкую замкнутую жизнь этих так называемых «дополняющих самцов» в своем личном письме Дж. Х. Хенслоу. На данном этапе жизни Дарвин страдал от хронических заболеваний. Дни его кругосветных путешествий стали далекими воспоминаниями, и он засел в Кенте, будучи полуинвалидом. Ограниченное существование этих мелких самцов усохвостов, которые были не более чем взятые в плен осеменители, вероятно, сильно напоминало Дарвину его собственное: прикованный к дому отец десятерых детей. Эти «простые мешочки со сперматозоидами», по его мнению, «наполовину погружены в плоть своих жен», в результате чего обречены «провести с ними всю жизнь и… никогда не расстаться».
Спустя месяц Дарвин обнаружил нечто еще более любопытное: близкородственный моллюскам вид был гермафродитом, при этом найденные крошечные «дополнительные самцы» ему и принадлежали. Дарвин предположил, что эти особи представляли собой переход в эволюции от гермафродита к раздельнополым моллюскам – своего рода недостающее звено для половой дифференциации.
В письме к своему другу и интеллектуальному советнику, уважаемому ботанику Джозефу Хукеру Дарвин описывает, как «гермафродитный вид должен незаметно переходить в двуполый [т. е. раздельный по полу]: поскольку мужские органы у гермафродита начинают отказывать, появляются отдельные существа, у которых они работают».
Дарвин рассматривал этого любопытного усоногого как очередное доказательство своей большой «теории видов», которую он разрабатывал (в конечном итоге известной как теория эволюции путем естественного отбора). Идея Дарвина о том, что вся живность не создана Богом, а произошла от общего предка, была достаточно еретической. Предположение о том, что пол может меняться с течением времени, было бы поистине возмутительным даже на примере низших ракообразных. Дарвин признался в этом в письме Хукеру, но тем не менее не сумел сдержать волнения по поводу своего открытия: «Я с трудом могу объяснить, что имею в виду, и вы, вероятно, пожелаете послать моих усоногих и всю теорию al Diabolo [к дьяволу]. Но мне все равно, что вы скажете, моя теория видов – непреложная истина».
Несмотря на кощунственную половую жизнь этих крошечных ракообразных, Дарвин был явно преисполнен удивления. Что меня поражает, так это то, как эти частные письма и малоизвестные ранние монографии контрастируют с более поздней нашумевшей опубликованной работой Дарвина под редакцией его дочери-пуританки. Усоногие и их блудные пенисы отсутствуют в «Происхождении человека и половом отборе». Но в своих конфиденциальных письмах Дарвин мог свободно восхищаться новым половым устройством любимых Cirripedia, усоногих, не опасаясь публичных споров, коих упорно старался избежать. Нет никаких признаков жестких бинарных викторианских стереотипов, запечатленных в его теории полового отбора. Вместо этого мы видим, как гений любопытства Дарвина исследует спектр полового самовыражения, не боясь Церкви, научного сообщества или своей дочери, правящей красной ручкой его тексты.
Другое из своих личных писем об усоногих (на этот раз Чарльзу Лайеллу в 1849 году) Дарвин заканчивает восхвалением: «Поистине, замыслы и чудеса Природы безграничны».
Действительно, так оно и есть. Полтора столетия спустя современные исследования с использованием ДНК-маркеров подтвердили, что Дарвин был прав. Усоногие демонстрируют богатое разнообразие половых систем – от гермафродитных до раздельных полов и смеси того и другого, что дает ученым исключительную возможность изучать эволюцию в движении.
Усоногие – мастера застраховывать половые ставки. Их способность адаптировать свою половую систему в соответствии с окружающей средой или социальной ситуацией, в которую они попадают, создает широкий спектр возможностей для продолжения
