Шрифт:
Закладка:
Что это за вопрос? Но пока обдумываю его, смотря на брата, осознаю, что, с точки зрения Персея, во мне нельзя быть уверенным. Он обращался со мной как с шахматной фигурой, которую можно передвигать по доске, использовал меня. Наш отец твердил, что преданность семье превыше всего, но мы оба знаем, что это все чушь. Боги, Персей не извинился толком, и как бы я его ни любила, понимаю, что не стоит, затаив дыхание, ждать от него извинений. Я могу – должна – ненавидеть брата за то, что он сделал.
Но это Олимп.
Мы все здесь чудовища.
Но и чудовищам нужно сплотиться, когда им угрожает внешняя сила. Я уверена, что Ахиллес… Пресекаю мысль, не успев ее завершить. Неважно, что стал или не стал бы делать Ахиллес. Не могу принимать решения, основываясь на их с Патроклом месте в моей жизни, когда можно почти с уверенностью утверждать, что они больше не захотят меня видеть.
Наверное, у Елены Касиос было бы время и возможность оплакать свою утрату. Но не у Ареса. Когда безопасность Олимпа висит на волоске, я исполню свой долг.
– Да, – наконец говорю я. – Я тебя поддержу.
Он кивает и проходит мимо меня к двери, но останавливается, взявшись за ручку.
– Елена.
– Да?
– То, что ты стала Аресом, все испортило. Нам будет сложнее привлечь некоторых из Тринадцати на свою сторону. Теперь наша семья выглядит жадной до власти и алчной, и это всем усложнит жизнь.
Его слова ранят, но мне удается сдержаться и не съязвить в ответ. Почти.
– И?
Персей оглядывается через плечо. На краткое мгновение его взгляд теплеет, а улыбка становится яркой и бесхитростной, какой была, пока наш отец не выбил из него все теплые чувства.
– Я горжусь тобой. Ты потрясающе справилась. – Он открывает дверь и выходит, не дав мне оправиться от потрясения и придумать ответ.
Брат гордится мной.
Быть может, теперь и свиньи начнут летать.
И все же это не извинение. Я качаю головой. Видимо, не могу не требовать невозможного, даже когда получаю все, что хотела. Мне неприятно постоянно напоминать себе об этом.
– Я Арес. У меня получилось. – Когда произношу эти слова вслух, витающее вокруг меня чувство потери не рассеивается. Ощущение в горле становится хуже. Я прижимаю к нему ладонь, будто прикосновение может как-то облегчить эмоциональную боль.
– Проклятье. – Понимаю, что Ахиллес волновался за Патрокла, я сама за него волнуюсь. Но… неужели он не мог сказать мне хоть пару слов для утешения? Что-то, чтобы дать понять, что мы в самом деле поговорим позже, а не отмахиваться от меня?
Не могу поехать к нему, иначе разозлю Афину. Но если не брать ее во внимание, мне кажется неправильным объявляться без приглашения. Если они не хотят меня видеть, заставлять их жестоко.
Не успеваю сделать хоть шаг, как дверь распахивается, и в комнату входят Эрис, Гермес и Дионис, а за ними Эрос с Психеей. Дионис заключает меня в объятья и кружит, пока мне не становится дурно.
– Арес! Только взгляни на себя, маленькая воительница!
– Опусти, пока ее не стошнило. – Едва касаюсь ногами пола, Эрис хватает меня за плечи. – Ты самая большая заноза в заднице, какой только может быть старшая сестра, но ты была великолепна. А как ты справилась с лабиринтом! Устранила Минотавра! – Она качает головой. – Всегда зачинщица хаоса.
– Всегда, – тихо говорю я.
Я должна быть рада видеть друзей. В конце концов, этого и хотела. Теперь мы наравне. Я больше ни в чем им не уступаю. Просто… Не ожидала, что победа принесет такое чувство пустоты.
Пока Дионис и Эрис идут к бару в задней части ложи, Гермес и Психея болтают, как старые подруги.
«Вот чего я хотела. И это все, чего я хотела. Я Арес».
Жаль, что чувствую себя так, будто лишилась руки.
– Привет. – Эрос подталкивает меня плечом. Он выглядит хорошо, как и всегда, хотя одет в джинсы и вязаный свитер. Без сомнения, результат влияния его жены. От их очевидной любви у меня щемит в груди.
– Привет. – Я пытаюсь улыбнуться, но губы подрагивают.
Он смотрит, как Психея смеется над рассказом Гермес, пока Дионис наполняет шесть бокалов.
– Гермес на днях поделилась со мной диким слухом. – Он говорит это как бы между делом, понизив голос, чтобы было слышно только мне. – Она утверждает, что ты встречаешься и с Ахиллесом, и с Патроклом.
Нижняя губа начинает дрожать еще сильнее, несмотря на мои попытки сдержаться.
– Они мне нравятся. По-настоящему. Может, даже не просто нравятся. – Я не знаю, почему признаюсь ему в этом. Мы друзья, но некоторые раны лучше прятать. Но, кажется, в его присутствии ничего не могу с собой поделать.
– Порой любовь настигает внезапно. – Взгляд его голубых глаз теплеет, когда Психея снова смеется. Она симпатичная полная женщина, которая обладает отличным вкусом и таким острым умом, какой я редко встречала. Но Психея это не афиширует и делает вид, будто она просто блогер, красотка без мозгов, но сама так же опасна, как ее мать, Деметра. Она мне очень нравится. Психея сделала моего друга счастливым и дала ему первый в его жизни шанс обрести настоящую любовь.
– Ты в розовых очках, Эрос. То, что ты обрел, встречается реже, чем бриллианты. Не всем это дано.
– Возможно. – Он пожимает плечами. – Не узнаешь, пока не попробуешь.
«Не узнаешь, пока не попробуешь».
То, что я стала Аресом, все усложнило. Не могу приблизиться к Патроклу и Ахиллесу, не перейдя путь Афине, а это не вариант. Тем более, что это может привести к расколу среди Тринадцати. Мой брат прав, если над нами нависла угроза извне, наши мелочные распри не должны помешать Тринадцати объединиться. К сожалению, мне прекрасно известно, что это «должны» ни черта не значит. Не могу ставить все под угрозу. Не могу.
Но Эрос не один из Тринадцати.
– Помнишь, ты как-то задолжал мне ответную услугу? – Жду, когда он кивнет, и продолжаю. – Я бы хотела попросить о ней.
– Слушаю.
Я пододвигаюсь ближе и понижаю голос.
– Можешь узнать, как там Патрокл? Он был ранен, и я хочу убедиться, что с ним все хорошо. Сама не могу сделать это, не перейдя дорогу Афине, а она никогда не простит мне, если начну правление в роли Ареса с того, что влезу в ее дела.
Эрос
