священник, на обязанности которого лежит только «править» службы и ничего больше. Да и во всей области священник редко когда хозяин. Положение его настолько зависимое и подчиненное, что лишает его всякой самостоятельности, малейшее проявление которой вызывает жалобы на него высшему начальству со стороны тех, коим священник не угодил чем-либо.

Что касается роли священника в селе, то она так нелепа и чудовищно невероятна, что вызывает искреннее удивление. В то время как невежественный крестьянин, облеченный званием начальника села, староста, властно распоряжается обществом, созывает сходы, обсуждает на этих сходах вопросы общественного значения и интереса, священник, этот единственный интеллигент в селе, не в праве принимать в жизни села никакого участия. Правда, священник не лишен права созывать церковно-приходские сходы, но вопросы, подлежащие обсуждению на этих сходах, настолько тесно связаны с специальными нуждами церкви, что могли быть разрешаемы единичной властью священника, почему право на созыв этих сходов гораздо более говорит о бесправии нашего духовенства, чем о правах его. Руководительство же народом и нравственное воздействие на него с церковной кафедры, один раз в неделю, едва ли достаточно для того, чтобы признать жалобы на священника, на недостаточность такого воздействия основательными.

Обращаясь теперь к вопросу об отношении к священнику нашей интеллигенции, я должен с грустью сознаться, что еще не слышал о священнике ни одного доброго слова ни с чьей стороны. Люди самые благонамеренные, христиане в благороднейшем смысле этого слова не преминут сказать о священнике чего-нибудь такого, о чем можно только подумать, но выговорить затруднительно. О земских же людях и говорить нечего. Совсем недавно еще я имел разговор с одним убежденным земцем, человеком, несомненно, идейным, на опыте своей двенадцатилетней службы доказавшим свою преданность делу, и вот что услышал от него в ответ на свое замечание о желательности предварительно улучшить быт нашего духовенства, а затем уже клеймить его: «Поверьте, чем лучше им будет, тем гаже они станут».

Коротко и ясно.

И что это за загадочные существа такие, которые не подчиняются даже законам эволюционного развития личности, заставляют прохожего трижды плюнуть при встрече с ними, вызывают угнетенное настроение в том, кому они случайно перешли дорогу? Что это за люди такие, одна встреча с которыми рождает опасение всякого рода неудач и вызывает даже у серьезных, образованных людей убеждение в необходимости принятия мер предосторожности при одном приближении их?

Едут себе мужички. Встречают священника. Один и говорит другому: «Нэ к добру. Оце, мабуть, колесо сломится». И вот, они едут в убеждении, что колесо должно сломаться. И, конечно, если это случится, то виноватым остается священник. Однажды, проезжая по полю, я вижу беспомощную фигуру крестьянина, стоящего подле повозки, накренившейся на бок, и спрашиваю его:

– Что случилось?

– Да, ось колесо сломалось.

– А ты бы подравнял вовремя дорогу, так оно бы и не ломалось у тебя, а то, видишь, рытвины какие кругом. Чего же оно у тебя сломалось?

– Да попа повстричав. Бодай ему добра не було… – и тут мужичок стал изливаться в таких эпитетах, что невольно вызвал настроение совершенно обратное тому, какое сам испытывал.

– Да ты припомни, может, то не поп был, может, заяц перебежал дорогу или бабу с пустыми ведрами встретил.

– Как не поп? – Поп, хиба я зайца нэ бачив, – говорит он, обнаруживая искреннее удивление тому, что его заподозрили в неумении отличить попа от зайца.

И вот, никакие доказательства не могли поколебать убеждения мужика в том, что колесо сломалось именно потому, что он имел несчастие встретиться с священником. Вы видите его недоверие к вашим словам, замечаете эту природную деликатность русского мужика, удерживающую его от того, чтобы сказать, что его попросту дурачат, и вам становится и больно и смешно. И при таком отношении к священнику нужно искренно удивляться столько же самой борьбе духовенства с этим невежеством, сколько и результатам этой борьбы, смягчающим суровость отношения к нему. Еще один шаг – и невежество крестьянское протянет руку просвещению интеллигента и признает священника колдуном, а священнодействие – колдовством. Священник одиноко ведет эту борьбу. Вокруг нет никого, кто бы помог ему. Интеллигенция же только портит дело и, пропитанная такими же суевериями и предрассудками, как и крестьянство, по-своему «просвещает» народ, внедряет в него такие понятия, которые если и не прививаются, то только потому, что слишком уже противны природе русского крестьянина. Таков взгляд на нашего священника, таково и отношение к нему. На почве этого отношения и выросло убеждение в преимуществах земских школ пред церковными. Конечно, если никакие условия не улучшат нашего священника, а сделают его еще хуже, то наивно и говорить о передаче в руки этих людей, так не похожих на всех остальных, дела воспитания и образования молодого поколения. Но так ли это?

К этому вопросу я и перехожу теперь.

Письмо X

Как же улучшить состав нашего сельского духовенства?

Я поднимаю этот вопрос не потому, что разделяю взгляд о совершенной непригодности сельского духовенства, а потому, что последнее как-то особенно выделяется из ряда всех сословий Империи и признается не только наихудшим из них, но и неспособным даже сделаться лучше.

Если мы бросим даже беглый, поверхностный взгляд на историю нашего государства, так неразрывно связанную с историей духовенства, то заметим, что духовенство в былые времена пользовалось не только исключительными пред другими сословиями правами и привилегиями, не только играло видную политическую роль в жизни государства, но и создавало характер политической истории его, что и князь и до-петровский русский царь стояли гораздо больше на страже внешних интересов государства, тогда как внутренними распорядками занималось духовенство, выполнившее свою задачу просвещения народа с тем успехом, который позволил Петру Великому положить первый камень для приобщения России к государствам западно-европейским и вселил убеждение в необходимости превратить Русь православную в Российскую Империю; мало этого, мы заметим, что почти вся культура нашего государства, всё то лучшее, что мы имеем и что отличает русского от западного европейца, создано руками духовенства. Следовательно, было время, когда духовенство выдвигало из своего сословия имена деятелей, значение которых для государства было чрезвычайное. И я совершенно искренно убежден, что от нас зависит вернуть это время, ибо историю делают люди. Я не согласен с положением, по которому наше время не в праве гордиться своими иерархами, но, даже признавая, что современное духовенство хуже былого, и разделяя в этом отношении точку зрения гонителей его, думаю, что лучшим оно и не может быть. И думаю я так, во-первых, потому, что в человеке стала слабеть вера в Бога, и священник стал