Шрифт:
Закладка:
Пока ярость и буря Сета держали её в тисках, Амон-Ра говорил.
– Мы хотели заточить тебя в тюрьму, хотели говорить с тобой. Но теперь придётся убить, чтобы обещание не работало. Как думаешь, я могу убивать?
О да, он умел. Он обещал Тиамат смерть в тёплых лучах, которые пронзали её тело.
Ярость Сета держала и разрывала её. Слепая мощь Амона собиралась уничтожить.
Анубис специально привел её днем. Тиамат пошла против пантеона Амона и против его друга. Она отобрала у него зрение, оставив во тьме. Он не испытывал жажды мести. Он хотел разрушить её, потому что она опасна.
Амон-Ра хотел защитить.
Тёплое согревающее солнце может испепелять и выжигать. Толкать по венам вместо крови расплавленную смолу. Амон знал это и не останавливался. Разрушающий хаос Сета столкнулся с хаосом вечности Тиамат. Неизвестно, кто одержал бы верх, но солнце Амона-Ра поддерживало бурю, вплеталось в неё. Выжигало божественную сущность.
Это походило на пытку. Тиамат испытывала боль. Она испытывала… страх?
Что ж, она ведь хотела эмоций. Ярких, всепоглощающих. Хотя, конечно, рассчитывала на другие.
– Амон, хватит! Убей её!
Это Анубис. Сет тоже хотел обычной смерти для Тиамат, но Амон продолжал медленно испепелять её. Она мучила их всех. Она стояла за Оружием Трёх богов, смертями богов медицины и многими другими. Она убила Осириса. Она хотела забрать царства мёртвых. Она хотела всего мира – теперь этот мир отвечал ей.
– Прекрати, Амон! Она не стоит того!
Тёмное солнце.
Грозное, неуправляемое, готовое испарить океан хаоса. Вырвавшееся и испепеляющее, пытающее Тиамат и наслаждающееся этим. Сворачивающее её силу в гибкие протуберанцы, но не убивающую совсем. Чтобы она продолжала чувствовать раскалённые песчинки.
– Амон, пожалуйста… не будь жестоким.
На его плечо легла рука, и он знал, кто это. Наверное, единственный, к кому бы он прислушался. И Амон нанёс удар, перестал мучить. Он ведь не хотел быть таким. Он всего лишь защищал свой пантеон и уничтожал угрозу.
Слившись с бурей, солнце швырнуло Тиамат на колени, выжгло её божественную сущность. Но с удивлением Амон понимал, что искры жизни ещё теплятся. Достаточно мощные, чтобы их раздуть. Сложно уничтожить древнее существо.
Лишь немногие боги в принципе способны уничтожить других – главы пантеонов, боги смерти и войны. Но даже им, объединившись, не так легко убить Тиамат.
Амон не мог видеть, но ощутил. Как к древней богине приблизилась хрупкая фигурка, которая могла то, чего не мог никто другой. Её ладони без перчаток коснулись Тиамат и вытянули оставшиеся силы, поглотили их.
Для древней богини наконец-то наступило забвение.
Гадес смотрел на Луизу, которая с недоумением уставилась на свои руки. Перевёл взгляд на Амона, он опустился на колени, потерянный и опустошённый. Рядом с ним уже оказались Эбби и Нефтида.
Но буря лишь немного утихла. Песчинки носились по залу, протаскивали столы по полу, а бар представлял собой плачевное зрелище. Ветер лишь немного утих вокруг богов.
Гадес знал Сета много-много лет, но ни разу не видел, чтобы тот выпускал свою силу вот так, на полную мощь. Чтобы его буря вырывалась из-под контроля.
К этой ярости не рискнул бы подойти даже Гадес. Он прекрасно знал, на что способен Сет и как мог уничтожать целые города – если бы хотел. Пусть у Гадеса больше сил, он мог бы что-то сделать, но и так ощущал себя едва живым после закрытия прорехи в Миктлане.
Персефона прижалась к нему, спрашивая:
– Почему буря не ушла?
– Потому что ярость Сета так просто не исчезает, – ответил Гадес. – Надо привести его в чувство, пока сам себе хуже не сделал.
Бурю нельзя запереть. Бурю не схватить в кулак.
Анубис и Гор стояли рядом, распустив чёрные и золотые крылья. Анубис что-то коротко сказал брату и зашагал вперёд. Он не колеблясь шагнул в гущу песка и ярости, позволил буре полностью поглотить себя.
Гадес дёрнулся, чтобы помочь, но потом остановился. Для него буря была другом, но Анубиса песок укрывал. Для него он не был яростным, но надёжным и укутывающим.
Буря опала через пару секунд, и Гадес с облегчением увидел, что Сет тоже в порядке. Сидел на полу, опустив руки, Анубис рядом, положив руки ему на плечи и прикрыв глаза. К ним подошла Нефтида. Она ступала по песчинкам на полу и казалась древней королевой… или скорее хранительницей таинств.
Она положила одну руку на голову мужа, другую сына.
А потом опустилась рядом и обняла их, как обычная смертная женщина.
Амон взвыл, хватаясь за глаза, и тут Гадес действительно перепугался. Что ещё? Вопль был страшным, так что он и Персефона тут же направились туда:
– Эй-эй, что с тобой?
Амон моргал, его глаза покраснели и отчаянно слезились. Но взгляд был… осмысленным.
– Я вижу!
– Что? Как? – Эбби держала Амона за плечи.
– Похоже, это было воздействием Тиамат. С её смертью зрение вернулось.
Эбби радостно рассмеялась и обняла Амона.
Эпилог
В Дуате не бывало плохой погоды – если его принцы таковую не пожелали бы. Даже ночная температура оставалась комфортной, когда Анубис и Гор расположились на песчаной почве в окружении клочков бурой травы и редких низеньких юкк. Местность напоминала пустыню Мохаве, и Гор признавал, что любил это место. Вот Дуат его и показывал.
Братья сидели среди дюн под ночным небом, которого не могло существовать в царстве мёртвых, но Дуат очень старался хотя бы его изобразить.
– Ты помнишь, как проходили погребения в Кемете? – спросил Гор.
Анубис ответил что-то вроде «мммхв», и Гор бесцеремонно толкнул его локтем. Оперевшись на локти, Анубис почти лежал на земле, подставив лицо несуществующему небу. Приоткрыл один глаз и проворчал, смотря на Гора:
– Я бог смерти. Ну конечно, я помню, как хоронили на родине.
Формально они пришли сюда попрощаться с Осирисом. В какой-то степени Гор даже опасался ритуалов, потому что не очень представлял, какими они могут быть. Но оказалось, ни Анубис, ни, кажется, сам Дуат ничего такого не планировали.
– Осирису не требовались церемонии, – негромко сказал Анубис. – Их придумали люди, чтобы провожать своих мертвецов. Хотя те и без длинных прощаний отправлялись в Дуат. А тела оставались запечатанными в гробницах.
Тела Осириса не существовало. Раньше никто
