— Либо ты встаешь и идешь, либо будет больно. — Ферксиец скрестил руки на груди.

— Да пошел ты.

«Как же тебе повезло, глупый ребенок, что я ненавижу быть в долгу!».

Тихо ругаясь себе под нос, Посредник обошел девушку сзади и ударил ее по затылку. Она тотчас рухнула в беспамятстве.

— Че-е-ерт… — процедил Посредник. Кости в руке еще не до конца срослись. — Сама виновата. — Ферксиец закинул менестреля на плечи и побежал в лес что есть сил.

Тяжелые шаги приближались. Громоподобная поступь сминала землю, крушила камень в пыль.

— Трупы-ы-ы! Мне нужны трупы-ы-ы!

Ни толстые деревья, ни колючие кусты не могли остановить средоточие кровожадности, несущееся по пятам. Посредник хоть и пережил выстрел в голову, он вряд ли воскреснет, если его разорвут на клочки и съедят.

Топор просвистел над головой и с хрустом вошел в дерево; ствол накренился в бок и стал заваливаться. Ферксиец успел проскочить, но тварь дышала в затылок. Запах смерти пропитал лесную чащу. Посредник понимал, что на сей раз выкрутиться будет крайне сложно. Он лихорадочно соображал, как избавится от этой груды мяса за спиной.

«Эх, сейчас бы Укаре что-нибудь придумал…».

— А-а-а-р! — проревело чудовище, выдернув топор и снова метнув его в жертву.

Оружие пролетело мимо, едва не задев ногу. Там, куда врезался проклятый артефакт, образовалась небольшая воронка. Черно-зеленые всполохи потусторонней энергии взметнулись вверх, заражая деревья гнилым колдовством. Посредник уже видел подобное — видел мощь Видящей и трех сестер. Неужто они решились покончить с давним врагом, пускай и слишком варварским способом?

«Нет, больше походит на случайность».

— Иди сюда-а-а, мелочь!

«И когда ты успел превратиться в эту погань?»

Монстр со стекающей слюной бежал на Посредника. В его нечеловеческих глазах ферксиец увидел всепоглощающую злобу. Он повторял одно и то же:

— Умри, умри, умри-и-и!

Справа мелькнула тень. Быстрая, грациозная. С рассеченным лицом и в рваном кожаном доспехе Укаре устремился вперед к двум толстым деревьям. Он снял с плеча длинный моток веревки.

— Укаре! — радостно воскликнул Посредник, пробегая мимо.

— Бегите, господин! — прокричал в ответ эльф и обязал веревку между стволами. Для более сильного натяжения Укаре крепко обхватил один из ее краев.

Пелена ярости не позволила чудищу разглядеть ловушку. Нога задевает веревку.

— А-а-а! — заорал Укаре, уперев ноги в дерево.

Эрик кубарем покатился по земле. Глубокая борозда, грохот и крики сопровождали сокрушительное падение.

Посредник в последнюю секунду бросился в сторону, а Эрик пролетел мимо и угодил в болото.

— А-а-р-гх! Ничтожества-а-а! Убью! — Оно пыталось встать, но ноги уже по колени погрязли в смердящей жиже. — Твари-и-и!

— На что же ты стал похож? — прошептал Посредник.

— Уходим! — Укаре стремительно подскочил к девушке и взвалил ее на плечо. — Господин?

Посредник медленно подошел в упор к монстру. Их глаза встретились. Вместо гнева теперь отчаяние. На ферксийца смотрел старый друг из далекого прошлого.

— Тильда-а-а…

В груди тяжело, но сердце не бьется. Глубокий болезненный шрам вновь напомнил о себе. Посредник опустился на колено, протянул руку, чтобы коснуться лица Эрика. Тот не сопротивлялся, повторяя имя дочери.

— Господин, — эльф опасливо огляделся, — надо уходить. Конрад может быть рядом, а до храма еще очень далеко.

Посредник последний раз взглянул на падшего товарища.

«Вот тебе и заслуженный покой».

2146 год Новой эры. Глирч. Постоялый двор Бригитты и Эрика.

— Выпьем за мир! — Кубок с пряным вином поднялся нал головой. — Сегодня наши народы объединятся, а завтра — мы возведем города, поделимся знаниями, обнимемся как братья!

— Да-а! — Ликейские офицеры со смехом стукнулись кружками и осушили их быстрее, чем закончилась речь.

— Союз Ферксии и Ликеи станет нерушимым! За Леоса, за Оттона!

— За мир! — подхватили офицеры, а затем набросились на еду.

Бригитта волчком вертится вокруг гостей. Пухленькая женщина с обаятельной улыбкой подливает старым воякам выпивку. Тильда помогает разносить еду. Она красивее матери, да и в мудрости ей не откажешь.

«А у него глаз наметан…».

Взгляд блуждает по залу. Кажется, войны и не бывало. Всюду смех, разговоры о мирной жизни, Елена рассказывает Эрику основы ликейского боя.

— Это называется фаланга. — Она расставляет кусочки хлеба в несколько линий. — Если хоть один дрогнет, — ладонь разрезает «фаланги» пополам, — всем конец.

— О-о-о… — Капитан кивает, делает глоток из кружки. — И как у вас это получается? Ну в смысле, вряд ли воины умеют мысли читать. — Он напряжено смотрит на Елену. Та хохочет в ответ.

— Ах-ха-ха, у-у-у… — царица красная, как помидор, в уголках глаз скопились слезы. — Все гораздо проще…

Из-за шума ничего не слышно. Бригитта наливает вина в кубок.

— А где твой друг? — Она говорит громко, чтобы перекричать весь этот балаган. — Тильда хотела бы с ним поговорить.

— Как всегда — прячется.

… Поиски длились недолго. Под кроной волшебного древа, которое никому так и не удалось срубить или сжечь, глядел на звезды молодой ферксиец. Много лет назад двое друзей сидели там же, мечтая прославиться.

На губах играет полуулыбка.

«Нам все-таки удалось».

Неясное чувство. Нога замирает в полушаге. Слова, сказанные утром, до сих пор вызывают обиду, разочарование. Стоит лишь шепнуть кому-то о разговоре — всему конец. Будущее стало таким размытым.

— Даже медведь прячется лучше. — Он продолжает смотреть на ночной небосвод. Звезды, словно ангельские очи, наблюдают за смертными, слушают их сплетни, прислушиваются к мольбам Создателю, решают, кто достоин вознестись, а кто нет. Сейчас все взоры направлены сюда; звуки веселья почти не слышны; есть только крохотный островок, где друзьям предстоит решить, по какой тропе они последуют.

Кулак сжимается. Страшно. Нет ничего ужаснее, чем потерять доверие человека, с которым связана жизнь. С чего начать: с шутки или с обвинений? Как объяснить другу, что он не прав?

Тихий вздох.

— Я не люблю прятаться.

В ответ короткий смешок.

— И за словом в карман тоже не лезешь.

В словах сквозила издевка; они задевают. В душе зреет обида. Глупое, отвратительное чувство, не достойное зрелого мужчины, и все же…

— Я не понимаю.

— Твоя речь. — Он оборачивается. Хмурый и чересчур серьезный. — Наивная и напыщенная. Ты правда веришь в мир? Думаешь, жалкая бумажка с печатью что-то изменит? — Его слова полны желчи. Злость, непонимание, неверие. — Не мы развязали войну, Конрад, а почему-то именно мы ползаем на коленях. Это все Елена, да? Скажи, что царица шепчет тебе холодными ночами?

Зубы скрипят от гнева. Он заключил мир. Мир! А все равно его поливают дерьмом, как слабака! Никто и слова благодарности не сказал. Одни обвинения. Не справедливо!

— Я хочу мира, хочу, чтобы