Шрифт:
Закладка:
В этих условиях вскоре стали ясны контуры сделки между компанией и парламентом, а вместе с ними и новое партнерство с государством, которое должно было стать ее результатом. Колоссальный заем в размере 1,4 миллиона фунтов стерлингов* в котором компания нуждалась, чтобы избежать грозящего ей банкротства, был согласован. Но в обмен на это Компания согласилась подчиниться Акту о регулировании, определенному в Билле об Индии лорда Норта в июне 1773 года, который должен был подвергнуть EIC более тщательному парламентскому контролю. Парламент также получал право назначать генерал-губернатора, который теперь должен был контролировать не только Бенгальское президентство, но и Мадрас и Бомбей.
19 июня 1773 года законопроект лорда Норта прошел окончательное чтение 47 голосами против 15. Первая в мире агрессивная транснациональная корпорация была спасена с помощью одного из первых в истории мега-спасательных операций - раннего примера того, как национальное государство в качестве платы за спасение обанкротившейся корпорации получает право регулировать и обуздать ее. Но, несмотря на много парламентской риторики, EIC по-прежнему оставалась полуавтономной имперской державой, хотя и частично включенной в ганноверский государственный механизм. Сам по себе Акт о регулировании мало что сделал для пресечения худших эксцессов EIC, но он создал прецедент и положил начало неуклонному процессу государственного вмешательства в дела компании, который в конечном итоге завершился ее национализацией восемьдесят лет спустя, в 1858 году.
Человек, которому парламент впервые дал должность генерал-губернатора, был не каким-то новым для Индии политическим назначенцем, а 41-летним ветераном Компании. Уоррен Гастингс был одним из самых умных и опытных чиновников Компании, простодушным, ученым, усердным и строгим трудоголиком. Согласно тому же закону, для контроля за работой Гастингса от имени парламента назначались три правительственных советника. Среди них был блестящий и широко начитанный, но странно злобный и мстительный, а также ненасытно амбициозный молодой парламентский секретарь. Филип Фрэнсис был сыном ирландского протестантского священника, родившегося в Дублине, но выросшего в Лондоне, который, как он писал, "вступил в жизнь без малейших преимуществ рождения или состояния". Остро осознавая свой статус аутсайдера, "всегда начеку", он был искусным политическим оператором, любящим уловки, плутовство и интриги: он является главным кандидатом на авторство писем "Юниуса", подстрекательских эссе, нападающих на Георга III и его министров, которые были опубликованы между 1768 и 1772 гг. и широко переиздавались в колониальной Америке и континентальной Европе. Именно неспособность Гастингса и Фрэнсиса работать вместе, а также амбиции Фрэнсиса добиться отзыва Гастингса и самому стать вместо него правителем Бенгалии - "этой славной империи, которую я был послан спасти и управлять", - привели к множеству дальнейших проблем для Компании и фактически парализовали ее управление Индией в последующие годы.
Другой жертвой Закона о регулировании и парламентских дебатов, развернувшихся вокруг него, стал, как это ни удивительно, сам Клайв. Хотя в конечном итоге парламент оправдал его, он так и не смог оправиться от издевательств, которым подвергся со стороны Бургойна и его комитета Select. Несмотря на то, что ему удалось избежать официального осуждения, теперь он был печально известной и глубоко непопулярной фигурой, а по всей стране его считали лордом-стервятником, чудовищным воплощением всего самого коррумпированного и беспринципного, что было связано с Ост-Индской компанией.
Вскоре после принятия Закона о регулировании Клайв отправился за границу в Большое турне, обедая с некоторыми из своих бывших противников из Compagnie des Indes, когда он проезжал через Францию. В течение года он объезжал классические достопримечательности Италии, собирая произведения искусства и встречаясь с самыми влиятельными и модными фигурами Европы, но так и не смог вернуть себе душевное спокойствие. Он всегда страдал от депрессии, а в юности дважды пытался застрелиться. С тех пор, несмотря на внешнюю невозмутимость и уверенность в себе, он пережил как минимум один серьезный срыв. К этому бремени добавились мучительные боли в желудке и подагра. Вскоре после возвращения в Англию, 22 ноября 1774 года, в возрасте всего сорока девяти лет, Роберт Клайв покончил жизнь самоубийством в своем таунхаусе на Беркли-сквер.
Его старый враг Гораций Уолпол написал о первых слухах, распространившихся по Лондону. "В этом деле, безусловно, была болезнь, - писал он, - но мир думает о большем, чем болезнь. Его телосложение было сильно нарушено и расстроено, он стал подвержен сильным болям и конвульсиям. Он приехал в город очень больным в прошлый понедельник. Во вторник врач дал ему дозу лауданума, которая не возымела желаемого эффекта. Об остальном есть две версии: одна - что врач повторил дозу, другая - что он сам удвоил ее, вопреки совету. Короче говоря, он закончил в 50 лет жизнь, в которой было столько славы, позора, искусства, богатства и хвастовства!
Правда оказалась еще неприятнее: Клайв действительно перерезал себе яремную вену тупым канцелярским ножом. Он был дома со своей женой Маргарет, секретарем Ричардом Стрэчи и женой Стрэчи Джейн. Джейн Стрэчи позже записала, что после игры в вист, которая была прервана сильными болями в животе Клайва, Клайв вышел из гостиной "навестить водопровод". Когда через некоторое время он не вернулся, Стрэчи сказал Маргарет Клайв: "Вам лучше пойти и посмотреть, где мой лорд". Маргарет "пошла искать его и, наконец, открыв дверь, обнаружила лорда Клайва с перерезанным горлом. Она упала в обморок, и пришли слуги. Пэтти Дюкарель взяла немного крови на руки и слизала ее".
Тело Клайва было перенесено глубокой ночью с Беркли-сквер в деревенскую церковь в Моретоне Say, где он родился. Там самоубийцу похоронили в тайной ночной церемонии, в безымянной могиле без таблички, в той же церкви, где его крестили полвека назад.
Клайв не оставил предсмертной записки, но Сэмюэл Джонсон отразил широко распространенное мнение о его мотивах: Клайв, писал он, "приобрел свое состояние такими преступлениями, что сознание их побудило его перерезать себе
горло".
19 октября 1774 года три советника короны, назначенные в соответствии с Законом о регулировании, Филипп Фрэнсис, генерал Клаверинг и полковник Монсон, наконец-то причалили в Калькутте. Они были немедленно оскорблены тем, что им дали семнадцати-,
