внешним атрибутам власти и богатства. Генрих любил и уважал Мора, ценил его мнение и часто просил приходить к нему в покои, где они говорили об астрономии, геометрии, теологии и других предметах; иногда по ночам король отводил Мора на крышу дворца, «дабы вместе с ним поразмыслить над разнообразием, путями, движением и воздействием звезд и планет»23. Порой король с королевой приглашали Мора повеселиться с ними, и Генрих поддразнивал его, шутливо укоряя в нелюбви к придворной жизни. Мор хорошо ладил с Уолси, притом что не вполне одобрял его поступки, однако эти двое были совершенно разными людьми.

В 1516 году вышла «Утопия» Мора, где описывалось идеальное государство – неоплатоническая, квазифашистская республика с законами, основанными на главных принципах гуманизма, – и содержалась суровая критика политической системы Англии и порочных махинаций монархов и придворных. Однако репутация Мора за рубежом была столь высокой, а его латинская проза столь красноречивой, что книгу восхваляли повсеместно. Неофициально Мор уже исполнял обязанности королевского секретаря, а в 1517 году восхищавшийся им государь ввел его в Тайный совет.

В июне Мария де Салинас, любимая придворная дама королевы, оставила службу, чтобы выйти замуж за лорда Уильяма Уиллоуби д’Эресби, который был главным смотрителем королевских гончих. Мария к тому времени уже получила английское подданство, а Екатерина снабдила ее хорошим приданым. Венчание состоялось в гринвичской церкви братьев обсервантов. Мария поселилась в Парем-парке (Сассекс), но Екатерина часто приглашала ее ко двору. Возможно, королева присутствовала при крещении сына Марии в 1517 году и стала восприемницей ее дочери Кэтрин, родившейся в 1519-м и нареченной в честь крестной.

После того как 7 июля состоялся турнир в память переноса мощей святого Томаса Бекета в Кентербери, король отправился в летний тур по стране. Он посетил Винчестер и провел две ночи в Вайне, где спал на огромной кровати с занавесками из зеленого бархата, которую хозяин дома, сэр Уильям Сэндис, приобрел специально по этому случаю. В память о высочайшем визите Сэндис построил длинную галерею, отделанную деревянными панелями, с узором в виде складчатой ткани, королевскими гербами и девизами королевы Екатерины, а также часовню, где были витражные окна с изображениями Генриха VIII, Екатерины Арагонской и Маргариты Тюдор за молитвой и их святых покровителей. Эти витражи в стиле итальянского Ренессанса, скорее всего, были изготовлены по эскизам Бернарда ван Орли и, вероятно, сперва предназначались для церкви Святого Духа в Бейзингстоке, которую король посещал в 1516 году. В Вайн их перевезли около 1522 года24.

В 1516 году при английском дворе появился, вероятно, самый знаменитый иностранный исполнитель из посещавших страну в то время. Он прибыл, «чтобы служить королю в его покоях». Это был брат Дионисио Меммо, органист базилики Святого Марка в Венеции. Генрих VIII пригласил его в свое королевство «за большие деньги»25, и Меммо привез с собой великолепный орган. Король восхитился, услышав, как играет брат Дионисио, – «отзыв его был таким восторженным, что этого не выразить словами» – и сразу сделал Меммо своим главным музыкантом. По просьбе Генриха папа освободил монаха от обетов, и тот стал домашним священником короля. Меммо собрал вокруг себя группу очень талантливых музыкантов, среди которых был молодой лютнист из Венеции. Король «никогда не уставал слушать его», и этот музыкант мог услаждать своей игрой государя и его двор по четыре часа кряду. Зная себе цену, Меммо сочинил песню, в которой намекал, что повышение жалованья не будет лишним. Генрих понял намек и наградил музыканта доходным бенефицием Хенбери в Стаффордшире. Меммо уехал из Англии в Португалию в 1525 году и умер примерно в 1533-м26.

В то же самое время музыкантом Покоев стал еще один органист-виртуоз – Бенедикт де Опитиис из Антверпена. Ему платили около 20 (6000) фунтов стерлингов в год27 – гораздо больше, чем в среднем получали придворные музыканты. Вместе с Ричардом Сэмпсоном, музыкально одаренным епископом Чичестера, он сочинял великолепную духовную музыку для Королевской капеллы.

Рождество 1516 года, как обычно, пышно отпраздновали в Гринвиче, на этот раз в присутствии трех королев. Маргариту Тюдор, не имевшую средств на новогодние подарки, спас от позора Уолси, дав ей 200 (60 000) фунтов стерлингов. В Двенадцатую ночь была показана живая картина «Сад Надежды»28, для чего на колесной платформе «посадили» целый искусственный сад.

После рождения принцессы Марии прошел почти год, а королева так и не зачала долгожданного сына. Весной 1517 года она предприняла еще одно паломничество в Уолсингем29 в обществе герцога и герцогини Саффолк. Екатерина становилась все набожнее, и потеря каждого ребенка заставляла ее все более страстно искать утешения в вере. Она постарела и растолстела, хотя послы по-прежнему отмечали белизну ее лица. Королева уже не принимала такого живого участия в придворных пирах и во многих случаях покидала их рано, хотя никогда не уклонялась от исполнения своих обязанностей во время официальных мероприятий. Очевидно, они с Генрихом отдалялись друг от друга.

Настал Злосчастный Майский день (под таким названием он вошел в историю). Король со свитой отправился в кенсингтонские леса за цветущими ветвями боярышника. А в Сити вспыхнул бунт – подмастерья, сговорившись, большими толпами высыпали на улицы и принялись нападать на иностранных торговцев и ремесленников, угрожая убить лорда-мэра и олдерменов. Несколько человек были ранены, многих арестовали, главарей казнили, и 22 мая четыре сотни участников мятежа предстали перед королем в Вестминстер-холле с веревочными петлями на шеях. Уолси и королева Екатерина прекрасно разыграли заранее срежиссированную сцену, встав на колени и умоляя короля сохранить бунтовщикам жизнь. Генрих милостиво простил всех, и подмастерья от радости стали бросать в воздух шапки, а их матери слали благословения королю30. Некоторые современные авторы утверждают, что сестры Генриха тоже вступились за буянов, однако Мария тогда находилась в Саффолке, а Маргарита 18 мая уехала в Шотландию вместе с дочерью, и Генрих больше ее не видел.

24

«Многие умирают вокруг нас»

Весна 1517 года принесла с собой эпидемию потливой лихорадки, страшного заболевания, которое убивало людей с невероятной скоростью. «Человек мог испытывать легкую головную и сердечную боль; вдруг его пробивал пот, и врач становился бесполезен, так как, сколько бы вы ни кутались, через четыре часа, а иногда через два или три, вы отправлялись в мир иной без долгих страданий»1. Помимо сильнейшего потоотделения и приступов озноба, симптомами болезни могли быть боль в животе, головокружение, сыпь, головная боль и нервное истощение. Большинство умирало в первый день: человек мог «быть