И она рассмеялась воспоминаниям вроде открыто, но весь её вид говорил о горечи.

— Мне с Джокером, ещё когда играли в группе, было очень хорошо. А тут… нас в этой потере просто втянуло во что-то странное. Мы с ним трахались и говорили… чудили… много-много. Гуляли, — Хэла фыркнула, прикусила губу, положила голову Рэтару на руку. — И он хотел меня забрать. С детьми. Злился, что я не развожусь, поминал Ллойда всеми словами за то, что по его мнению смалодушничал, тогда когда я ушла. Из-за Белого.

И ведьма горестно вздохнула.

— Но ему нужно было лететь обратно, — проговорила она. — И я проводила его. Вернулась домой. Впервые спросила о разводе. И мне прилетело. Пока я пыталась осознать слышу я или нет, так в ушах звенело, Олег мне сказал, что я не увижу детей, если разведусь с ним. И он мог так сделать. Я это знала и до того, как заговорила про развод.

И Рэтару так хотелось этого её Олега удушить, разделал бы, глазом не моргнул, но держал себя в руках, потому что злость прижала бы Хэлу, сделала бы ей больно. А феран не мог позволить, чтобы такое случилось.

— Я кажется хотела уйти, но не смогла, потому что Дима без меня не смог бы, — и она нахмурилась, снова уставилась в песок, слова невыносимо сейчас сухие худые пальцы стали рисовать что-то на песке. Рэтар видел, что Хэла уходила в себя.

— А потом… за год до того, как мне сюда попасть, Димка упал на площадке, где мы гуляли и ударился виском, — и пальцы ведьмы хватанули песок, сжали в кулак. — Смерть была мгновенной. А я… я смотрела на него и первое о чём подумала — как хорошо, что раньше, чем я.

И леденящий шёпот его маленькой хрупкой Хэлы, девочки, которая так сильно страдала, потому что Рэтар понимал — она и трети своей боли не рассказала.

— Я кажется потом попала в какое-то Зазеркалье, — заметила ведьма. — Странно, что не в психушку снова. Мне было невыносимо плохо. Всё происходило, как без моего участия — за это время Олег развёлся со мной. Максим уже был большой, жил своей жизнью, помогал мне, но… — и она снова пожала плечами. — А Егора оставили с отцом. Я не могла видеться с сыном без надзора Олега, а он никогда не мог, был занят. У него сразу же появилась новая жена. Правда Егор мог жить у моей мамы и она его очень любила. И пока Егор был у неё, я тайно говорила с ним по телефону. И тайно приходила на соревнования по плаванию. А потом Олег узнал. И… накануне, как я сюда попала, я получила письмо из суда и результаты анализов — у меня нашли неизлечимую болезнь. Я больше не могла.

И Рэтар видел, что это конец. Вот почему она была так скорбно спокойна.

— Я усыпила свою собаку, — тихо проговорила Хэла то, что Рэтар уже слышал там, у мага. — Ту самую мою детку, которая меня спасла от той фатальной пьянки с Олегом на кухне. Собака уже была очень старенькой, ходить перестала. И я приняла решение — усыпила её, а потом решила усыпить себя…

Говорить было физически больно. Рэтар не просто обнимал Хэлу, из глаз которой текли неконтролируемые слёзы, он держался за неё. Держался, словно это ему пришлось пройти через весь этот кошмар, а потом…

— Но я не успела. Я выпила. Потом закрыла глаза, у меня схватило всё внутри… и…

Рэтар выдернул Хэлу, выдернул из смерти и он знал, что не жалел об этом, хотя вот это время без неё, время, когда он знал, что она попала в этот мир, умерев, он никак не мог понять почему она попыталась.

И теперь понимал. И понимание это не приносило ему облегчения, оно приносило только панику и безумие. Бессилие, которое он испытывал перед её невообразимо печальными глазами, теперь стало невыносимо удушливым, неподъемным грузом, что выдавливал из него жизнь.

Она столько горя прожила, а он вытащил и добавил… а она просила прощения.

— Хэла, но это… родная, ты… посмотри на меня, — он встретился с её заплаканными глазами. — Отпусти это, Хэла. Зачем ты тащишь это?

— Я пожелала смерти своему сыну… Такое нельзя забыть… выкинуть, — зашептала она, сглатывая слёзы, — и я больна, головой. Оно никуда не делось. Я опасна…

— Ты не желала ему смерти, ты любила его, ты была с ним, — убеждал её Рэтар, потому что так хотелось успокоить, но слов найти не мог. — Уставала, но не оставляла. Когда он погиб, ты подумала о том, что его смерть была облегчением. Это не… ты… Хэла. Ты… Горе не болезнь, родная.

— Ты не понимаешь! — упрямо сопротивлялась она.

— Хэла… я очень хорошо понимаю, — он втянул в себя воздух, прижался губами к её лбу. — Я убил своего брата, Хэла.

Глава 14

— Шерга? — спросила женщина очевидное и хотела возразить, но Рэтар мотнул головой.

— Ривана.

— Но Риван утонул, — нахмурилась ведьма, всхлипывая.

— Да, — подтвердил он её слова. — И я тот, кто в этом виноват.

— Рэтар, — она заплаканная, полная только что разворошенного горя, пыталась его успокоить.

Он горько усмехнулся.

— Нет, родная, нет, — возразил Рэтар. — Я его убил. Он был мальчишкой, злым юнцом, который мне завидовал. А я был взрослым, но я тоже завидовал ему. Он в очередной раз что-то натворил. Вот не поверишь, я помню тот момент в мельчайших деталях, но причину того, что так случилось, не помню. Она стёрлась из моей головы. Видимо, потому что была не важна. Несоразмерна тому, что произошло в результате.

Рэтар повёл головой.

— Он прятался на реке, как всегда. Я его нашёл, он меня очень боялся. Он знал, что если я решу его наказать, то ни отец, ни мать, не вступятся за него. А я с ним был очень жесток, — и это была правда, с младшим братом Рэтар был так же беспощаден, как со всеми ними был беспощаден Эарган. — Тогда начиналась пора цветения. С гор сходили снега. В это время Нрава становится очень бурной, особенно возле Зарны. Мы ругались. Я что-то сказал, он ответил, потом ещё что-то сказал и я ответил. И он заявил мне, что перейдёт реку. Это можно сделать, в пору сбора урожая, даже в сами холода, но