Шрифт:
Закладка:
Вот и все житие. Но я не устаю поражаться мгновенному перерождению из язычников в христиан людей, которые прекрасно знали, что с ними сделают после исповедания Христа. Архимандрит Гермоген (Муртазов), духовник Псковского Снетогорского монастыря, подарил мне икону святого мученика Александра, и я заказал семейную икону мч. Александра с мц. Калерией в красивом киоте. Теперь она вместе с другими иконами освящает наш дом.
Мученики
Они идут! Раздайтесь, расступитесь,Снимите шапки, бросьте враждовать!Благоговейте, кайтесь и молитесь!Они идут за Правду умирать.Из катакомб, из тюрьм и подземелий,В кровавый цирк их гонит красный Рим,На мрачный пир немых, могильных келий,Где уж никто не будет страшен им.Глумясь над истиной поруганного Неба,Безумствует вокруг звериная толпа,Нахально требуя позорища и хлеба,Коварно-мстительна, злорадна и слепа.Они идут – гонимые, больные,Покорные веленьям палачей,Пред Богом и людьми подвижники святые,Немые жертвы дьявольских мечей.Ликует Рим еврейского Нерона;Живые факелы безропотно горят.И льется кровь, и на ступенях тронаПобеду празднует обожествленный ад…Умолк топор! Ползут ночные тени;Кровавый цирк одел ночной туман.Их больше нет! Склонитесь на колениУ праха новых христиан!Сергей Бехтеев † 1954* * *Факт из биографии: меня принимали в пионеры в четвертом классе, в 1957 году, в Москве – рядом с поездом, который вез тело Ленина из подмосковных Горок. Нам ставили пластинку с его речью. Было тихо и торжественно. «Пионер – всем ребятам пример» – висело в школе, а я все удивлялся: каким ребятам? У нас в классе все пионеры, а старшеклассники – комсомольцы. Только пузатая малышня носилась по коридорам без галстуков. Мы гордились своей Родиной, и своей хорошей учебой были причастны к ее успехам. Радостно, с подъемом пели мы на сборах:
От Москвы до самых до окраин,С южных гор до северных морейЧеловек проходит как хозяинНеобъятной Родины своей…Широка страна моя родная,Много в ней лесов, полей и рек!Я другой такой страны не знаю,Где так вольно дышит человек.Слова В.Лебедева-Кумача, музыка И.ДунаевскогоКонечно, дух бумажно-лозунгового формализма уже проникал в нас, но происходило намного больше интересного, занимательного, полезного: и соревнования в учебе и спорте, и подтягивание отстающих, и сбор макулатуры, и костры, и концерты лучших артистов страны для обычных школьников, и загородные походы, и новогодние подарки, и поездки в Архангельское… Всего не упомнишь. Школьники носили форму, и я успел поносить дореволюционную гимназическую фуражку «с крабом», ремень и гимнастерку серого-голубого цвета. Что ни говори, а форма дисциплинирует.
Нас основательно учили, и наши знания не в пример нынешним; про Бога или против Него не говорили: для мальчишек главный аргумент – а кто Его видел? – был безспорным, а в существование смерти поверить тогда, когда из тебя брызжет жизнь, было нелепо.
Неимущим ребятам из рабочих бараков безплатно выдавали одежду, ботинки, талоны в школьную столовую.
Что не сплыло – быльем поросло…Не томимся. Не плачем. Не стонем.И былое величье своевеличаем «проклятым застоем».Почему – объяснить не берусь! —ты смирилась с глухим беззаконьем?И безмолствуешь, гордая Русь,волочась под заморским оконьем.Что ты им? Скучный вид из окна —ни конца ему нету, ни края.Твои песни, твоя тишина —все зевоту у них вызывает.Но воистину скорбно великмолчаливый, лишенный стенаньязаоконно-иконный твой лик,искаженный улыбкой страданья.Диана Кан, СамараКонечно, в середине 50-х страна жила еще трудно, но для нас организовали множество безплатных кружков – от вышивания крестиком до авиамоделирования. Если не верите, могу показать подушку, которую я вышил мулине на пяльцах школьными переменами. И никто надо мной не смеялся. Кружки работали и летом для тех, кто не смог выехать за город. В школе учился единственный больной ДЦП Володя, и мы его очень жалели. Вокруг школы, за оградой из металлических пик, разросся большой школьный сад; в теплице дети выращивали овощи для нашей столовой. Хочу напомнить, это происходило в Москве, на Хорошевке.
Единственное, что омрачало мое безоблачное существование – это соседство на одной площадке с классным руководителем Людмилой Евгеньевной: я боялся, что про мои шалости она расскажет родителям, а офицерский ремень ох широкий… На 8 марта одноклассники (не родители!) скидывались, покупали нашей учительнице флакон духов за 10 рублей и были уверены, что мы осчастливили ее подарком до следующего Женского праздника: флакон был большой, а запах разливался по всему длиннющему коридору. Кто-нибудь побойчее еще говорил учительнице от имени класса «теплые горячие» слова благодарности.
А время после школы, когда ты умудряешься сделать их дома за полтора часа, – время детской вольницы, но об этом я уже писал.
И теперь, когда дюже умные дяди и тети дрожащими голосами рассказывают миру об ужасах социалистического режима, я решительно хмурю брови: «Соврамши вы, господа хорошие! Конечно, в Америке хорошо, только и там плохо».
Понимаю умом: до вас далеко,Понимаю: у вас не хуже,Но нутром – признаться в том нелегко —Нет роднее собственной лужи…Нинель Трейгеру СПб.«Где родился – там и пригодился», – учат старцы. «Ей-Богу!» – клялись мальчишки, говоря правду. А почему мы так говорили, я узнал позже: так Богу было угодно…
Покуда брюзжало тайком диссидентствов курилках, на кухнях за сытным столом —смеялось-искрилось счастливое детство,и синие ночи взвивались костром.Оно отсмеялось, оно отыскрилось.Подернулось горестным пеплом утрат…И не объяснит, как все это случилось,уже не товарищ, не друг и не брат.Ужель нас за то упрекнете? Едва ли!Вы, дети великой и страшной войны,что не холодали мы, не голодали,что звонко смеялись и в ногу шагали,что самое лучшее время засталимы – дочери ваши и ваши сыны.Вот так и живем с ощущеньем утратыогромной страны, превращенной в туман…Мы не диссиденты и не демократы.Мы – дети рабочих и внуки крестьян.Не ждите от нас покаянья – пустое!..В своей ностальгии отнюдь не вольны,мы дети советской эпохи застоя —желанные чада великой страны.Диана Кан, НовокуйбышевскЧто-то страшное в мире творится
И вновь Америке нездоровится: не успели американцы прийти в себя от последствий урагана «Катрина»,