на второй этаж. Из холла вели несколько закрытых дверей, выкрашенных в глянцевый черный цвет, но Цзян провел Робин мимо них и свернул направо, в коридор, ведущий в одно из новых крыльев.

В самом конце коридора он постучал в еще одну блестящую черную дверь и открыл ее.

Робин услышала женский смех, а когда дверь открылась, увидела актрису Ноли Сеймур, опирающуюся на стол из черного дерева и, очевидно, смеющуюся на тем, что только что сказал ей доктор Чжоу. Это была смуглая, похожая на эльфа, молодая женщина с коротко подстриженными волосами, одетая — как определила Робин — с головы до ног в Шанель.

— О, привет, — сказала она сквозь смех. У Робин сложилось впечатление, что Ноли смутно узнала Цзяна, но не смогла вспомнить его имени. Рука Цзяна снова потянулась к его дергающемуся глазу. — Энди меня до чертиков насмешил… Мне пришлось приехать сюда на лечение, — она слегка надулась, — поскольку он бросил нас в Лондоне.

— Бросил тебя? Никогда, — произнес Чжоу своим глубоким голосом. — Так ты останешься на ночь? Папа Джей вернулся.

— Вернулся? — взвизгнула Ноли, в восторге похлопывая руками по щекам. — Боже мой, я так долго его не видела, несколько недель!

— Он говорит, что ты можешь занять свою обычную комнату,  — Чжоу указал наверх. — Все сообщество будет радо тебя видеть. Теперь мне нужно осмотреть эту юную леди, — он указал на Робин.

— Хорошо, дорогой, — сказала Ноли, подставляя щеку для поцелуя. Чжоу сжал ее руки, чмокнул в каждую щеку. Ноли прошла мимо Робин в облаке туберозы и подмигнула со словами:

— Ты в очень надежных руках.

Дверь за Ноли и Цзяном закрылась, оставив Робин и доктора Чжоу наедине.

В роскошной, тщательно прибранной комнате пахло сандалом. На темных полированных половицах лежал красно-золотой ковер в стиле ар-деко. На полках от пола до потолка из того же черного дерева, что и остальная мебель, стояли книги в кожаных переплетах, а также то, что Робин определила как сотни одинаковых дневников, подобных тому, что лежал на ее кровати, на корешках которых были написаны имена их владельцев. Позади стола были еще полки, на которых стояли сотни крошечных коричневых бутылочек, аккуратно расставленных и подписанных мелким почерком, коллекция старинных китайских табакерок и толстый золотой Будда, сидящий, скрестив ноги, на деревянном постаменте. Под одним из окон, выходивших на часть территории, скрытую от основного двора деревьями и кустами, стояла черная кожаная смотровая кушетка. В окно Робин увидела три одинаковых деревянных домика с раздвижными стеклянными дверями, которые еще не показывали никому из новичков.

— Пожалуйста, садись, — сказал Чжоу, улыбаясь и указывая Робин на стул напротив своего стола, который, как и стол, был сделан из черного дерева и обит красным шелком. Робин отметила, каким удобным он был: стулья в мастерской были из твердого пластика и дерева, и матрас на ее узкой кровати был очень твердым.

Чжоу был одет в темный костюм, галстук и белоснежную рубашку. В петлях его манжет мягко блестел жемчуг. Робин предположила, что он был смешанной расы, потому что ростом он был намного выше метра восьмидесяти (китайские мужчины, которых она привыкла видеть в Чайнатауне, недалеко от офиса, обычно были намного ниже ростом), и он, несомненно, был красив, с гладко зачесанными назад черными волосами и высокими скулами. Шрам, идущий от носа к челюсти, был намеком на тайну и опасность. Она могла понять, почему доктор Чжоу привлекал телезрителей, хотя лично она находила гладкость и легкое, но ощутимое чувство собственного превосходства непривлекательными.

Чжоу открыл папку на своем столе, и Робин увидела несколько листов бумаги, сверху лежала анкета, которую она заполнила в автобусе.

— Итак, — Чжоу улыбнулся, — как тебе нравится жизнь в церкви в настоящий момент?

— Очень интересно, — ответила Робин, — техники медитации просто невероятны.

— Ты страдаешь от небольшого беспокойства, да? — спросил Чжоу, улыбаясь ей.

— Иногда, — ответила Робин, улыбаясь в ответ.

— Низкая самооценка?

— Бывает, — Робин слегка пожала плечами.

— Кажется, у тебя недавно случилось эмоциональное потрясение?

Робин была не уверена: то ли он притворялся, что догадался обо всем, то ли признавал, что некоторые из скрытых листов бумаги содержали биографические подробности, которые она доверила членам церкви.

— Эм… да, — сказала она, слегка посмеиваясь. — Моя свадьба отменилась.

— Это было твое решение?

— Нет, — ответила Робин, больше не улыбаясь. — Его.

— Семья разочарована?

— Моя мама довольно… да, они не были счастливы.

— Обещаю, ты будешь очень рада, что не довела это дело до конца, — сказал Чжоу. — Большая часть общественного недовольства проистекает из неестественности брака. Ты читала «Ответ»?

— Пока нет, — ответила Робин, — хотя один из членов церкви предложил мне одолжить свой экземпляр, и Мазу только что…

Чжоу открыл один из ящиков стола и достал книгу Джонатана Уэйса в мягкой обложке. На лицевой стороне был изображен лопнувший пузырь, вокруг которого две руки формировали сердце.

— Вот, — сказал Чжоу. — Твой собственный экземпляр.

— Большое спасибо! — Робин изобразила восторг и задалась вопросом, когда она вообще должна найти время на чтение между всеми этими лекциями, работой и храмом.

— Прочти главу о материалистическом обладании и эгомотивности, — посоветовал ей Чжоу. — А теперь…

Он извлек вторую анкету, на этот раз пустую, и достал из кармана лакированную авторучку.

— Я собираюсь оценить твою готовность к голоданию — то, что мы называем очищением.

Он записал возраст Робин, попросил ее встать на весы, записал ее вес, а затем попросил снова сесть, чтобы он мог измерить ее кровяное давление.

— Низковато, — сказал Чжоу, глядя на цифры, — но уже почти время обеда… не о чем беспокоиться. Я собираюсь послушать твое сердце и легкие.

Пока Чжоу прижимал холодную головку стетоскопа к ее спине, Робин чувствовала, как крошечный камешек, который она засунула под бюстгальтер, впился ей в кожу.

— Очень хорошо, — сказал Чжоу, убирая стетоскоп, садясь и делая пометки в анкете, прежде чем продолжить задавать вопросы о хронических заболеваниях.

— А откуда у тебя этот шрам на предплечье? — спросил он.

Робин сразу поняла, что о двадцатисантиметровом шраме, который сейчас был скрыт длинными рукавами ее толстовки, должно быть, сообщила одна из соседок по общежитию, где она раздевалась ночью.

— Я упала на стеклянную дверь, — сказала она.

— Правда? — спросил Чжоу, впервые выказав некоторое недоверие.

— Да, — ответила Робин.

— Это не была попытка самоубийства?

— Боже, нет, — сказала Робин со скептическим смешком. —